Любовь-морковь и третий лишний - Дарья Донцова

Слегка устав, я выпила чашечку кофе ипринялась за собак. Жидкость, которую следовало втирать в их кожу, оказаласьмаслянистой. И потом, владельцы так называемых гладкошерстных псов меня поймут,как дорыться у этих собак до голой шкуры? Крепкие короткие волоски покрываюттело мопсов, словно панцирь, и я окончательно измучилась, поливая Мулю, Феню,Капу, Аду и Рейчел дезинфекцией. В результате все члены стаи превратились вжирные, масленые оладьи, а Ириска и Рамик походили на грязных баранов, с ихспин теперь свисали «сосульки».

– Да уж, – вздохнула я, обозреврезультат своего поистине титанического труда. – Эй, Ада, не лижи Мулю!Феня, отойди от Капы.

Куда там, никто не собирался меня слушать,собаки очень хотели как можно быстрее «умыть» друг друга, но ведь на упаковкелекарства стояло четкое предупреждение: «Ядовито. Использовать как наружноесредство».

Поколебавшись секунду, я нашла выход изположения. Аду запихнула в комнату к Кирюше, Мулю поместила к Лизе, Рейчел – кСережке и Юлечке, Феню заперла в гостиной, Капу на кухне, Рамика втолкнула вКатину спальню, а Ириску оттащила к себе. Все двери у нас открываются внутрькомнат, поэтому псы были лишены возможности самостоятельно выбраться из них.

Придя в восторг от собственнойсообразительности, я схватила ведро, бросила в воду большую таблетку изупаковки с надписью: «Киллер» – и начала безостановочно чихать. Отполучившегося раствора интенсивно пахло какой-то гадостью. Но делать нечего, яопустила в жидкость тряпку, но впопыхах забыла надеть резиновые перчатки и,закончив мытье полов, насторожилась: кисти рук стали красными и шершавыми. Япошла было в ванную за кремом, но тут увидела часы и ахнула, с ума сойти, мнедавно следовало быть в театре.

Забыв про крем, я натянула куртку, всунуланоги в сапоги и понеслась к метро, на ходу обдумывая линию поведения.

* * *

Баба Лена сидела на своем же месте, уткнув носв журнал.

– Вы куда? – прогудела она.

– К Батурину, – ответила я.

– Зачем?

– На работу наниматься.

Старушка подняла голову, в ее глазах мелькнулнеприкрытый испуг.

– Кем?

– Актрисой, – улыбнулась я.

Баба Лена отложила журнал.

– Не ври-ка! А то я не знаю, как девкивыглядят, говори правду, вторым вахтером посадить тебя хотять?

Ты лучше сразу уходи! Служба собачья, всевокруг шнырь-шнырь, оруть и визжать. Ни сна ни отдыха, один гундеж, головапотом раскалывается. Зарплата – кот чихнул, я тут почему сижу? Мине два оклададають, а тебе половину отсыпять…

– Не волнуйтесь, – решила я утешитьбабушку, – на ваше место я не претендую, в гримеры нанимаюсь.

– А-а-а, – протянулабабулька, – ступай во вторую комнату, там Батурин сидит – горюет.

– Что-то случилось? – решила яразговорить бабку, но та уже уткнулась в глянцевое издание, забыв обо всем насвете.

Юлий и впрямь выглядел не лучшим образом, подглазами у него темнели круги, верхние веки опухли, под нижними появились«мешки».

– Пришла? – хмуро спросил он.

Я кивнула.

– Готова работать?

– Конечно.

– Документы.

Я положила перед Батуриным паспорт и дипломконсерватории.

– А где трудовая книжка и свидетельствооб окончании курсов визажистов-гримеров?

– Ой, простите, завтра принесу.

– Ладно, – вдруг подобрелБатурин, – можешь начинать. Условия царские – работаешь каждый день,выходной один, плавающий, оклад семьсот рублей.

– Сколько?!!

Юлий улыбнулся:

– Сказал же, райское место! Целых семьсотен за ерунду, лучше службы не найти. Кстати, в буфете скидка и в твои ящикис косметикой никто не лезет, закупай что надо за наш счет. Согласна?

Если бы я на самом деле решила устроитьсявизажистом, то моментально унеслась бы прочь из «Лео» с его «царскими»условиями Работать шесть дней в неделю за семьсот рублей в месяц! Ну и ну!Теперь понятно, отчего в театре дефицит гримеров.

– Так как? – весьма недовольнопоторопил меня Юлий. – Да – да, нет – нет, поживей определяйся.

– Большое спасибо, я согласна.

Юлий хлопнул кулаком по столу.

– Пиши заявление, заполняй анкету и дуй вдевятую комнату, там Галя сидит, завцехом бутафории и реквизита, поступаешь подее начало.

* * *

Галя оказалась женщиной необъятной толщины –Хорошо бы ты у нас до лета проработала, – одышливо просопела она.

– Так до июня всего ничегоосталось, – улыбнулась я Галя вздохнула, окинула меня настороженнымвзглядом и поинтересовалась:

– И где ты служила?

– На радио, – брякнула я, –«Бум» называется, там руководство сменилось, нас вон выгнали и новыхсотрудников набрали.

– Ладно, – кивнула Галя, совершенноне удивившись тому, что на радиостанции потребовался специалист помакияжу, – на своем работать будешь?

– Вы о чем?

– Косметику принесла?

– Нет.

– Ну тогда бери вон тот чемоданчик иступай к Щепкиной, – неожиданно весело улыбнулась Галя, – у нас поштату три гримера, реально есть одна Олеся, теперь еще ты. Наши актеры восновном сами справляются, но бывает грим сложный, как в пьесе «Собака –вождь», вообще чума! И, кроме того, есть дамы, не желающие лично прикасаться ккраскам Значит, тебе работать со Щепкиной! Сейчас шлепай к Софье, да будьосторожна.

– В каком смысле? – поинтересоваласья, взяв обшарпанный, довольно тяжелый чемоданчик.

– Если не хочешь, чтобы завтра о тебевесь театр судачил, ничего ей о себе не рассказывай, – улыбнуласьГалина, – упаси бог хоть слово о семье сказать, пожалеешь потом, да поздно!Ясно?

Я кивнула и отправилась на поиски примы.

Софья, одетая в ярко-красное, расшитое золотомплатье, сидела на стуле перед большим зеркалом.

– Вы кто? – недовольно сморщиласьона, увидав меня на пороге. – Что за бесцеремонность? Отчего без стука врываетесь?

– Извините, я только что принята наработу гримершей, еще всех порядков не знаю, – потупилась я.