Игра Джералда - Стивен Кинг

– Господи, – прошептала Джесси. Она взглянула в западноеокно. Слепящий луч заходящего солнца упал на ее лицо, и она снова закрылаглаза, видя лишь мельтешение красных и черных точек, в то время как сердцегнало и гнало волны крови, приливавшей к векам. Через несколько секунд оназаметила, что узоры повторяются. Это было то же самое, как смотреть в микроскопна окрашенную красным протоплазму. Она решила, что этот повторяющийся узоруспокаивает. Когда привычный образ жизни человека разрушается, да еще таквнезапно, он должен уцепиться хоть за что-то понятное и предсказуемое. И еслиэтот случайный орнамент, созданный за веками пульсирующей кровью и заходящимоктябрьским солнцем. – единственное, что у тебя осталось, будь благодарен заэту малость. Потому что если совершенно не за что уцепиться, если рядом нет ни однойвещи, в которой была бы хоть капля смысла, этот новый порядок вещей бросаетчеловека в пропасть безумия.

Опять эти отвратительные звуки доносились до нее изкоридора. Чавканье грязного, голодного пса, пожирающего человека, с которымсвязаны твои самые яркие впечатления, с которым ты прожила семнадцать лет.

– Ну и дела, – сказала она. – Кошмарные дела. Ее голоспотускнел. Он просил дать ему отдохнуть, однако отдыха не было. Вновьвозвращалось, накатывало порывами отчаяние. Джесси нуждалась хоть в каком-топросвете. Парень в лесу, видимо, решил, что на сегодня довольно, и выключилсвою пилу, но гагара изредка издавала одинокий крик, а ветер становился резчепо мере наступления сумерек, хлопая дверью чаще и сильнее.

Но ужаснее всего было чавканье пса, который пожирал плоть еемужа. Джесси вспомнила, что, пока Джералд расплачивался за сандвичи от Амато,она зашла в соседнюю дверь, где располагался «Мишо маркет». У Мишо всегда былахорошая рыба – такая свежая, что могла бы еще поплавать, как выражалась еебабка. И она купила аппетитное филе палтуса, чтобы поджарить его, если ониостанутся на ночь. Палтус подходил вполне, ибо Джералд, который ел толькобифштексы и жареных цыплят (плюс эпизодически жареные грибы), вдруг заявил, чтохочет палтуса. Она купила рыбу, но съесть ее он не успел.

– Это просто джунгли, – сказала Джесси своим потускневшим,хриплым голосом и поняла, что она не просто думает голосом Рут Нери: она иощущать стала, как Рут, которая в их студенческие годы могла жить на диете изодних «Мальборо», если бы не было ничего другого.

Голос Рут снова заговорил:

«Помнишь ту песню Ника Лоу, когда ты вернулась домой послезанятий по керамике прошлой зимой? Ты слушала и смеялась, помнишь?» Да, онапомнила. Помнила эту песню Ника Лоу, в которой были слова вроде «Она былацарицей удачи, теперь же стала обедом собачьим» – грустное размышление ободиночестве, посаженное на довольно прыткий, солнечный ритм. Да, Рут права,черт, это было смешно той зимой, но совсем не смешно сейчас.

– Перестань, Рут, – простонала она. – Если уж ты поселиласьво мне, имей хотя бы уважение и перестань подкалывать меня.

«Подкалывать тебя? Джесс, милая, я тебя вовсе не подкалываю,я пытаюсь тебя разбудить!» – Наоборот, я не могу заснуть! – возразила Джессираздраженно. На озере гагара снова крикнула, как бы в подтверждение. –Благодаря тебе, в какой-то мере.

«Да нет же. Ты не просыпаешься – по-настоящему, я имею ввиду – уже долгое время. Когда случается какая-то беда, знаешь, Джесс, что тыделаешь? Ты говоришь себе: „О, не надо об этом беспокоиться, это просто дурнойсон. Они иногда бывают, но это не на самом деле, сейчас повернусь на другойбок, и все будет нормально“. Вот что ты делаешь, Джесс, понимаешь?» Джессиоткрыла рот для ответа – надо было обязательно ответить на это, – но ХорошаяЖена Бюлингейм заговорила прежде, чем Джесси успела собрать мысли:

«Как ты можешь говорить такую чепуху? Ты невыносима! Уйди!»Голос Рут снова рассыпался в издевательском смехе, и Джесси подумала, какнеприятно и странно слышать в собственной голове смех старой подруги, котораяисчезла из виду давным-давно и находится Бог знает где.

«Уйти? Тебе это не нравится, не так ли? Манная каша,папочкина дочка. Как только действительность предъявляет свои права, как толькоты осознаешь, что это не сон, ты хотела бы удрать».

«Я и хотела бы удрать, но, к сожалению, не могу. Еслихочешь, давай поговорим о Hope Каллигэн».

«Хорошо, – сказала Рут, – поговорим о Hope, твоем терапевте,твоем советчике. О той Hope, которую ты стала посещать, когда бросила живопись,потому что некоторые картины пугали тебя. А это был – так совпало, да? –период, когда Джералд стал терять к тебе эротический интерес и ты стала нюхатьего рубашки – не пахнут ли они женскими духами.., ты помнишь Нору, а?» «НораКаллигэн была лицемерная стерва!» – взвизгнула Хорошая Жена.

«Нет, – возразила Джесси, – у нее были хорошие намерения, ниминуты в этом не сомневаюсь, но она всегда делала на шаг больше, чем нужно,задавала один лишний вопрос».

«Но ты говорила, что очень любишь ее. Разве ты мне это неговорила?» – Я не хочу думать. – сказала Джесси. Ее голос молил. – И я не хочуслышать эти голоса, говорить с ними. Это кошмар.

«Все равно послушай, – сказала Рут мрачно, – от этого неубежишь, как ты убежала от Норы.., да и от меня, если уж на то пошло».

«Я никогда не убегала от тебя. Рут!» Ну, это простонеправда. Конечно, она сделала именно это: упаковала свои чемоданы и съехала изуютной комнаты, которую они делили с Рут. Она сделала это не потому, что Рутначала задавать ей слишком много вопросов – вопросов о ее детстве, озереДарк-Скор и о том, что могло случиться тем летом. Нет, только плохая подругамогла бы съехать из-за этого. Джесси переехала не потому, что Рут началазадавать вопросы: у Рут всегда недоставало такта. Поэтому Рут не могла стать настоящейподругой. Рут видела черту, которую Джесси проводит, и тем не менее все времяпереступала через нее. Как годами позже сделала Нора.

"Ты можешь и теперь убежать, милая, – сказала Рут. –Твой мозг не прикован к кровати, и мы обе это знаем. Ты можешь мысленно удрать,если хочешь, но мой тебе совет – не делать этого. Потому что я – единственныйтвой шанс.

Если ты будешь лежать и представлять себе, что это простодурной сон оттого, что ты лежала на левом боку, ты умрешь в этих наручниках. Тыэтого хочешь? Ты жила в наручниках и умереть в них хочешь?" – Я не хочу обэтом думать! – простонала Джесси в сумрачную пустоту комнаты.

Несколько секунд Рут молчала, однако прежде чем Джесси соблегчением подумала, что Рут ушла, она снова заговорила, раздражая, терзая ее,как терьер тряпку.

«Джесс, ты, наверное, предпочитаешь считать себясумасшедшей, чем открыть старые секреты, но с тобой все в норме. Я – это ты, иХорошая Жена – тоже ты.., мы все – это ты, в сущности. Я легко могупредставить, что случилось в тот день на Дарк-Скор, когда вся семья была вотъезде, и меня интересует одна вещь, которая не имеет ничего общего с самимпроисшествием. Мне любопытно узнать: ты действительно готова разделить сДжералдом его участь в когтях пса, который снова явится завтра? Это что –запоздалое раскаяние или мазохизм?» Снова слезы ползли по ее щекам, и она неотдавала себе отчета в том, плакала ли она потому, что ощутила реальнуювозможность умереть тут, в этом доме, или потому, что впервые за последниечетыре года она подумала о другом дачном месте, на озере Дарк-Скор, и о том,что случилось там во время солнечного затмения.