Курьерская служба 3. Кандидат - Андрей Валерьевич Скоробогатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Палыч сел позади меня. Спутники выглядели дружелюбно, похоже, они были простыми таксистами и выполняли работу. Но пистолет я далеко прятать не решил.
— Спишь, дворик? — усмехнулась Вера.
— Сплю. Засыпаю, — признался я.
— Повезло тебе, я после ночной. Днём отоспалась. Ты спи, сейчас ближайший город через двести кэ-мэ.
— Пожалуй, потерплю.
— Боязко ему, что мы их с девкой прирежем, — послышался голос Палыча сзади. — И зря боисся, дворик — с курьерами императорскими у хозяев отношения особые.
— То-то сегодня в обед вы их грабить ездили, — не удержался я.
— Так то не мы! То — у Лысого какие-то свои разборки. И это обычные курьеры. А я про Особый отдел, конечно же Без особого отдела Демидовы бы многие дела бы не провернули.
— Так он из особого! — воскликнула Вера. — Силознаец?
— Что? Сенс, в смысле? Да.
— Я вообще нуль-нулём. А мощный?
— А зачем тебе? — немного резко отозвался я.
— Известно зачем. Нарожать от дворика, да ещё и сильного — мечта!
Я усмехнулся.
— Ну, ты интересная. Нет, может, я бы и согласился. Но что-то так вот сходу разбрасываться генофондом.
— Какая тебе разница? Тебе сколько лет? Двадцать? В двадцать лет дворяне сношают всё, что женского полу и имеет две ноги.
— А иногда — и когда ног побольше! — сострил Палыч, зычно загоготав.
— Тиши, бать, мелкую разбудишь, — осадила его дочь. — Скучные вы, дворяне, стали. Какие-то принципы у вас, как в девятнадцатом веке. Частота крови, все дела. Даже Демидовы уже сейчас… А в восьмидесятые — обе тётки от Демидовых родили. Одного даже в пансионат ярославский забрали, до того мощный оказался…
— Это всё от войны со Строгановыми, — ответил отец. — Сколько себя помню, у них всегда войны. Ну, не считая ста лет, что Демидовых не было.
— Не было? — удивился я.
— Ну да. Это ж новые Демидовы. Тех в середине девятнадцатого всех извели. А эти — с пятидесятых годов, из купцов, после третьей японской сумели родство доказать, и дворянство пожаловали.
— Так вот, про тёток-то. Одна рассказывала — её Тишка Демидов на танцульках поймал. Он любил по сельским дискачам охотиться, ходить, переодевшись в крепостного…
Она долго рассказывала истории из жизни, своей и своих родных, периодически вставлял фразы отец. Сперва я поддакивал, но в какой-то момент сам не заметил, как отключился.
Проснулся только когда машина вдруг резко остановилась. Где-то далеко на востоке уже забрезжил рассвет. Мы же стояли в короткой очереди из машин посреди здоровой арки с парой будок. Наверху арки виднелось:
«Добро пожаловать въ Вятскую Губернию!»
— Сколько я спал? — встрепенулся я.
— Четыре часа, — шепнула Вера. — Тише. Проверка на границе.
— Младший фельфебель Кузнецов, ваши документы, сударыня, — послышался голос за окном.
Вера молча подала документы. Молодой парень проверил их, хмуро кивая. Затем вгляделся в наши лица.
— Кого провозите?
— Там дочурка моя спит… от первого брака. Эт батя, а это жених мой, Дарик, отпуск дали, везём в тётей знакомиться…
Не успел опомниться, как с этими словами меня схватили за воротник, притянули к себе и смачно поцеловали в губы.
— Не могли бы вы разбудить девочку? У нас было похищение, поэтому…
После небольшой паузы Палыч сказал:
— Да, конечно. Внуча, подымись, позволь фельфебелю тебя лицезреть.
Глава 13
Анука поднялась с заднего сиденья. Я не знал, что сейчас будет — стрелять мне уже, или пока не следует. Но на всякий случай опустил руку на ствол.
Секунды тянулись вечностью. Наконец, жандарм несколько неожиданно для меня кивнул и отдал документы.
— Хорошей дороги.
На меня он взглянул с некоторым сожалением и сочувствием. Действительно, парочка из нас с Верой выходила более чем странная — не столько из-за разницы в возрасте, сколько из-за разницы в сословии. Мы проехали через арку, и на самом деле, я не сразу понял, что произошло, и почему он так легко нас пропустил. Но спустя секунду спиной почувствовал, как жжется позади через сиденье аура Ануки.
— Надень скорее! — сказал я.
Она кивнула, и тут же жжение прекратилось.
— Что это было? — спросила Вера. — Это она что-то сделала? Загипнозила?
— А ты думаешь, чего мы её везём? — сказал Палыч. — Ясно, что девка непростая. Даже я сейчас чего-то ощутил, как жаром пахнуло. Дочур, дай-ко я тебя сменю. Давно рулишь. А я вроде бы вздремнул, теперь бодрячком.
— Садись, — сказала Вера. — Только пущай нам заказчик скажет, куда ехать.
— До Вятки. А там дальше я позвоню, и решим, куда.
— Садись тоже позади, тут всяко удобнее.
Недолго думая, я пересел рядом с Верой на заднее.
— Да, дворик, звонил тут Лысый, — сказал Палыч. — Пока ты спал. Передать просил. Догнали столыпинские машинку-то твоего сотоварища. Говорит, наши когда подъехали — пустая на обочине стояла, а рядом кровь.
Стало немного грустно.
— Убили, получается.
— Ну, не факт. То ли сбежали они, то ли тайные их подобрали — не знаю. Лысый говорит, что долго не разглядывали, мало ли, ещё на них повесят.
— Ладно. Будем надеяться, всё хорошо.
— Лишь бы нас не нашли! Ну, ничего, сейчас мы всё дальше от Строгановых.
Все замолчали. После четырёх часов сна всё ещё хотелось спать, а в отсутствие источников информации — ещё больше. Я снова уснул. Как часто бывает после насыщенного и нервозного дня — сны снились весьма яркие. Снилось всякое — вертолёты, машины, взрывы, рок-концерты. Затем — перестрелки, ночное десантирование с вертолёта, сборка водородной бомбы и контейнеры с бактериологическим оружием — в общем, что-то из прошлых жизней, уже основательно забытое, хоть и связанное каким-то безумным сюжетом.
Под утро же сны имеют странное свойство приобретать совсем другое качество. И виной тому, по-видимому, особенности мужской физиологии. Мне приснилось, как я раздеваю Аллу, положив её на кровать, а в нашу комнату входит Нинель Кирилловна — в том самом белье, которое было на спрятанной фотографии. Происходит короткая странная ссора, в ходе которой я медленно раздеваю и её, а затем…
Затем я проснулся и обнаружил себя в интересном положении. Брюки были расстёгнуты, а над ними склонилась сидящая рядом Вера. Раздавалось сочное, аппетитное причмокивание.
— Ты… чего творишь⁈ — спросил я с перепугу, вовремя перейдя на громкий шёпот.
— Тише, молоденький. Ну, чего возмущаяесся, давно мужика не было, захотелось свеженького, а ты вон чего. Встало с утра.
— Ребёнок за спиной тебя не смущает?
— Да спит она. Да и чего она в своей деревни не видала?
Она снова склонилась над ширинкой, а я ощутил тепло её губ на самом своём чувствительном месте тела. Опущу все размышления на тему нравственных дилемм и мыслей о том, кому и в какой степени я теперь изменил. Меня куда больше беспокоила инфекционная составляющая вопроса. Не то, чтобы я был брюзгой, да и навык Лекаря был теперь при мне. Но, как-никак, в отличие от дворянских особ, с которыми приходилось сталкиваться до этого, эта зрелая вогульская особа выглядела куда менее чистоплотной.
Это всё говорил мой зрелый разум. А юный организм, стрессанувший, переполненный адреналином и прочими гормонами, просил совсем другого. Пока я принимал решение, процесс продолжился. Прервавшись, она снова спросила шёпотом:
— Может, ляжешь? А я сверху. Никто не заметит.
— Даже не подумаю, — хмуро ответил я. — Сказал же — просто так генами не разбрасываюсь.
— Жадина-говядина, крадена-тухлятина, — обиженно отозвалась она и продолжила процесс.
Удивительно, подумалось мне. Поговорку с таким началом я встречал во всех реальностях Главного Пучка. Но в каждом мире встречалось две-три вариации окончания, отличающиеся от других миров. «Большая шоколадина», «солёный огурец», «дядина громадина», «турецкий барабан», «дохлая кошатина», «съем на брудершафт», «в подземелье спрядена», «дашь чего, свинятина», «в попе перекладина», «на носу помадина», «красная рогатина», «скучает, томится», «на костре вареная, сосисками подбитая, чтобы не сердитая», «кошка-поросятина», «совсем не привлекательна», «впадина, пошлятина», «бессознательно-общеобразовательно», «продольно-поступательно»…
Последние, возможно, придумал мой разум в момент переполнения сомнениями и воспоминаниями. Случившееся я решил записать не то в список самых нелепых интимных событий этого мира, не то в список самых внезапных околоэротических курьёзов. Возникла мысль спросить, насколько часто дама занимается подобным, но ответ спустя минуту последовал сам.
— Ты не подумай, — сказала она, вытирая губы. — Я этим не зарабатываю. Так… для удовольствия.
