Начало и конец - Екатерина Теверовская

Как только Джереми открыл дверь, ведущую на крыльцо дома, то сразу же понял, в чём дело. За воротами стояла машина с символикой одного из довольно крупных федеральных каналов. На тротуаре рядом с ней собрались двое мужчин и девушка, о чём-то оживлённо беседуя с отцом Джереми, всё чаще срывающемуся на крик. В отличие от коллег, явно одетых в свободной форме, на девушке были бежевые брюки, белая блузка и короткий женский пиджачок.

– Я ещё раз повторяю, убирайтесь отсюда! И вчера говорил то же самое вам, чёрт возьми!

– Сэр, мы хотим помочь вашем сыну…

– ПОМОЧЬ?! И как же вы поможете? Будете поливать его грязью, а ваши мерзкие никому неизвестные псевдоэксперты будут цокать и приговаривать всякую ересь?

– Мы не представители ток-шоу. Наш формат – это новостные выпуски. Повторюсь, мы предлагаем сделать репортаж, в котором ваш сын сможет высказать свою позицию…

– Если мой сын захочет что-то высказать вам, он сам обратится к вам! Вчера, сегодня – сколько еще раз надо сказать вам «нет»? И прошу не забывать о презумпции невиновности! Раз Джереми здесь, дома, не в тюрьме, прошу вас заметить это уже, наконец, значит, он невиновен. И его довольно долго пытались обвинить, но как-то не вышло, согласитесь. Вот и сделайте об этом репортаж… – Отец Джереми вёл свою тираду громко и уверенно, словно политик на дебатах, не позволяя произнести ни звука репортёрше, которая, тем не менее, не оставляла безуспешных попыток вставить своё слово.

Джереми же, стоя на крыльце, чувствовал, как внутри него начинает закипать ярость. Он видел раскрасневшуюся шею и лицо отца, понимал, сколько нервов ему всё это стоит. И винил себя за то, что именно он является причиной всего этого. Оглянувшись на дом, Джереми увидел в окне кухни лицо матери. Она слегка одёрнула занавеску и теперь испуганно наблюдала за происходящим. Всегда тихая и скромная, до глубины души интроверт, она не могла, как бы не хотела, пересилить себя, чтобы помочь мужу. Джереми потерял контроль над мыслями и действиями – образ матери сработал в роли пускового крючка.

– ПОШЛИ НАХРЕН ОТСЮДА! – рявкнул Джереми, сбегая с крыльца, скорее цепляясь за бетонные ступеньки костылём, чем опираясь на него.

– Сэр, мы бы хотели записать с вами интервью, – заметив приближающегося хромого Джереми, пролепетала репортёрша, после чего обратилась к одному из мужчин. – Включай камеру, быстро! Дайте мне диктофон!

– Я тебе диктофон засуну в задницу, а твоему дружку туда же его чёртову камеру!

Наклонившись, Джереми схватил за колпак фигурку красного садового гнома и запустил ею в направлении репортёров. Та лишь каким-то чудом пронеслась в паре сантиметров над головой оператора, уже готовящего камеру. Но Джереми было плевать на всё, его глаза были словно закрыты пеленой гнева. Он хотел схватить оставшегося зелёного гнома, но костыль предательски скользнул по мокрой от утренней росы траве, и Джереми упал правым плечом на землю, едва не потеряв сознание от пронзившей всё его тело резкой боли.

– Это частная территория, я запрещаю вести съёмку! Или вы уезжаете немедленно, или я вызываю шерифа!

Тем временем, Джереми попытался подняться, но ему не удалось сделать этого. К нему подбежал отец, встревожено всматриваясь в лицо сына, а затем проверяя, не окрасились ли кровью бинты на месте ран. Джереми предпринял ещё одну попытку встать, но перед тем, как отец прижал его к земле, сумел разглядеть, как машина репортёров отъезжает от дома.

– Всё-всё, тихо, спокойно. Лежи спокойно.

– Что с ним, милый? – раздался где-то над головой Джереми голос матери.

– Всё в порядке, не волнуйся…

– Репортёры уехали?

– Похоже на то. Видимо, знают, что я был мэром, решили не проверять, остались ли у меня дружеские связи с шерифом.

Спустя пару минут Джереми, наконец, перестал тяжело и часто дышать, и теперь покорно лежал на спине, невидящим взглядом уткнувшись куда-то сквозь летящие по небу облака. Его характер всегда был взрывным, но он умел сдерживаться, предпочитая действовать рационально под эгидой ума, а не бездумных эмоций. В особенности неконтролируемых чувств по типу ярости.

– Давай помогу встать, пойдём лучше в дом, – отец протянул Джереми руку, которую тот безмолвно принял и не без усилий со стороны отца поднялся на ноги. – Швы, вроде, не разошлись, боли нет? И ничего не сломал во время падения?

– Нет, всё в порядке, – прошептал Джереми. Это было ложью, так как он совершенно точно не чувствовал себя в порядке. И не физические раны волновали его в этот момент. Джереми было страшно. Страшно от того, что он осознал, что не чувствует в себе прежнего себя. Что, если он сходит с ума? Или уже плывёт в безумии, пока что не осознавая этого…

Пятница. 8 августа 2014 года

Остановившись у самой двери, Джереми с несколько секунд стоял как истукан, держа руку над кнопкой звонка, расположенной по правую сторону от облупившейся двери дома Анны. Он не понимал, чем вызваны обуревающие его смешанные чувства, но всё же сумел усилием воли преодолеть колебания: Джереми трижды нажал на кнопку звонка.

– Ты правда швырнул в них садовым гномом?

Окна небольшой гостиной плотно занавешены шторами. В царящем здесь полумраке будто оживают призраки прошлого: в какой-то момент Джереми кажется, что вот-вот из спальни раздастся пьяный голос только что проснувшейся матери Анны, зовущий дочь для того, чтобы она поднесла банку холодного пива из холодильника. Джереми расположился в кресле-качалке и медленно раскачивался из стороны в сторону с тихим поскрипыванием, тогда как не перестовавшая смеяться после рассказанной им истории о полёте садового гнома в репортеров Анна лежала на небольшом диванчике, закинув ноги вверх на спинку дивана. А из-за двери из телевизора доносились звуки какого-то мультика, который Анна включила для Элизы.

– Клянусь – буквально сантиметр, и я бы уже стоял в зале суда, – ответил Джереми, радуясь тому, что полумрак гостиной скрывает краску, бросившуюся ему в лицо.

– А есть какой-нибудь аналог премии Дарвина? Для вот таких вот случаев?

– Не слышал о таком. Но новости по телеку крутили бы потрясающие. Слушай, я вот что хотел у тебя спросить… по поводу той ночи – кто тебя преследовал? А то утро вышло какое-то сумбурное, да и моя голова, если честно, работала максимум процентов на десять, – Джереми всё же решился задать сверлящий его аж с самого утра четверга вопрос.

– Я… – Анна резко села на диване, нервно сцепляя и расцепляя руки. Её глаза опущены в пол, словно она чем-то провинилась перед Джереми. – Некоторое время назад… До рождения Элизы, я… в общем, начала использовать всякое… Если честно, крепко подсела на наркоту… и вилась во всяких компаниях Сейчас как вспомню – волосы встают дыбом…

– Я знаю, – признался Джереми. – Но ведь сейчас ты, вроде как, завязала. Разве нет?

– Да, абсолютно! Я не была под кайфом уже как шесть лет, с тех пор, как меня упекли в больничку лечить зависимость. Не подумай, я очень рада, хоть и не понимаю, кто решился выложить за это деньги… Быть может, это был некто, кто думал, что является отцом Элизы…