Прекрасная пленница - Нора Хесс

– Что может делать в глуши такая девушка, как вы? Ваше место в Бостоне.

Ее ответ был, как всегда, коротким:

– Я здесь, пока не кончится эпидемия.

Ее ответ поверг его в уныние, которое не отпускало его до конца дня. Келеб должен был понять, что она останется в этом лесу, лишь пока это будет нужно. Это правильно, думал он, эта глушь сведет ее с ума. Она создана для веселья и званых вечеров.

Он уныло вздохнул. Какая ему разница? Он-то знал с самого начала, что эта женщина-девушка не для таких, как он. Это все равно, что скрестить благородного жеребца с дикой индейской пони. И если бы даже со временем она и согласилась остаться с ним и полюбила эти прекрасные места, то все равно никогда бы не сумела понять его и его лесного образа жизни.

Но он никогда не забудет время, проведенное с ней. Ночами, когда он будет лежать с какой-нибудь женщиной или сидеть у одинокого костра, он будет вспоминать ее.

Против своей воли он соглашался с тем, что ей больше подошел бы Сет Хейл. Малкольм рассказал, что Хейл недавно приобрел участок за несколько миль от его дома.

– Свеженький, из Бостона, – прибавлял он с некоторой насмешкой в голосе.

Этот бостонец положил глаз на Роксану и стал часто бывать у них. Он начал ухаживать за Роксаной, и Келеб, беспомощно лежавший в постели, был вынужден выслушивать их беззаботную болтовню. Они говорили о спектаклях, которые оба видели, о вечеринках, на которых бывали в Бостоне. Они обсуждали новые танцы и современную моду. Ни о чем из этого охотник не имел ни малейшего представления, и в нем нарастала неприязнь к Хейлу. Кроме того, он испытывал какое-то подозрение к этому странному фермеру: тот явно уклонялся от ответов на многие вопросы, которые задавала ему Роксана.

Однажды она даже заметила:

– Странно, что мы никогда не встречались в Бостоне.

Сет слишком замедлил с ответом, и Келеб приподнялся на локте, с любопытством на него глядя. Смешавшись и заерзав в кресле, Сет, наконец, пробормотал что-то насчет того, что они, наверное, вращались в разных кругах, ведь он настолько ее старше.

Келеб откинулся назад, проворчав про себя: «Если ты такой старый, то какого черта ты, негодяй, крутишься вокруг нее?»

В первый вечер Хейл уехал домой рано, и Роксана проводила его до двери. Задержав дыхание, Келеб наблюдал, попытается ли Хейл поцеловать ее. Но, к его облегчению, Сет взял ее руку и лишь на мгновение задержал ее в своей. Вот как это у благородных, удивился про себя Келеб. Он не мог представить себе, как бы он сам мог лишь обменяться с Роксаной рукопожатием. Ему надо было, по крайней мере, обнять ее и поцеловать в сочные красные губы.

Расслабившись, он наблюдал за человеком, который с восхищением в глазах смотрел на Роксану. Хейл казался достаточно мужественным. Он был тщательно одет, почти так же, как если бы оставался в Бостоне, а не находился в кентуккийской глуши. Он был почти одного роста с Келебом, но не такой смуглый, со светло-каштановыми волосами, в то время как у Келеба волосы были черные, как у индейца. Глаза Хейла были широко открыты и доверчивы, а Келеб смотрел сердито, сузив глаза.

Стук кофейника на каминной полке вернул Келеба к действительности. Он увидел, как Роксана наливает себе кофе и несет чашку к столу. Он смотрел, как она мелкими глотками отпивает напиток, обжигая губы. Он поднялся на локте и обратился к ней:

– Я бы мог встать и тоже выпить чашку.

Роксана подняла голову и холодно взглянула на него. Потом взяла чашку и ушла к себе. Он слышал, как захлопнулась дверь, и заскрипел зубами от злости. В ушах звенела кровь. Как бы он хотел дать ей хорошую пощечину, чтобы глаза ее не смотрели на него с таким пренебрежением! И внезапно он злобно вскрикнул:

– Шлюха! Шлюха! Ты можешь разговаривать со мной, только когда я между твоих ног? – Он знал, что его слова тяжело оскорбляют ее, но не собирался их смягчать. Если бы она была здесь, он раздавил бы ее. Он продолжал: – Почему же, благородная леди, вы разговариваете со мной в постели? Почему только тогда вы смеетесь, и стонете, и шепчете мне на ухо глупости?

В гневе Келеб сел в постели и сбросил с себя одеяло, как будто давал свободу и своему языку, которым выкрикивал оскорбления в ее адрес. Но ответом на его вспышку была лишь тишина, и внезапно он почувствовал себя опустошенным. В изнеможении он упал на спину: «Клянусь Богом, даже если я умру, завтра я поднимусь».

Наутро, когда одна из женщин, работавших у Шервудов, готовила завтрак, Келеб сказал Малкольму:

– Я хочу сегодня встать и завтракать за столом.

Малкольм ответил не сразу. Он недолго разглядывал Келеба, который показался ему сегодня немного изменившимся. В его осунувшемся лице появилась какая-то решимость. Малкольм глубокомысленно кивнул:

– Я думаю, пора. Твоя рана почти зажила… Вряд ли она откроется, и будет кровоточить.

Он помог Келебу одеться. Его прикосновения были почти такими же мягкими, как у женщины. Когда мокасины Келеба были зашнурованы, он медленно поднялся на ноги. Он чувствовал слабость, и голова его закружилась. Но постепенно головокружение прошло, и он почувствовал себя достаточно хорошо. Он медленно направился к столу, а Малкольм шел за ним, чтобы поддержать в случае необходимости.

Через несколько минут женщина положила в его тарелку яйца, картофель, горячие лепешки. К нему вернулся его обычный аппетит, и когда Келеб разделался с едой, он почувствовал себя почти таким же здоровым, как прежде.

Он пил вторую чашку кофе, когда в комнату вошла Роксана в сопровождении Гидеона. Ее тонкая рубашка и накинутый на нее домашний капот, в которых она вышла к завтраку, не скрыли от него ничего. Ее розовые соски, выступавшие сквозь легкую ткань, притягивали взгляд Келеба как магнит. В нем поднялось желание, такое сильное, что у него на мгновение перехватило дыхание.

Роксана не ожидала увидеть его за столом, но ничего не сказала. Она уселась напротив, и, хотя ее приветствие Малкольму было, как всегда, бодрым, он услышал, как неестественно оно прозвучало.

– Ты опоздала, Рокси, – добродушно проворчал Малкольм. – Я слышал, как ты всю ночь болтала с Гидеоном. Вы не дали мне сегодня ночью поспать, у меня голова разболится.

– Гидеон тоже опоздал, – не задержалась с ответом Роксана.

Когда Малкольм говорил о Гидеоне, в глазах его загорался теплый огонек:

– Знаю, племянница, но он опоздал не потому, что проспал. Я слышал, как ты выходил из дома. Что-то очень важное заставило тебя подняться пораньше?

Гидеон смущенно поежился под проницательным дядиным взглядом, но потом молча взглянул на дядю, и Малкольм неожиданно для Роксаны спросил:

– Охотился на хорька?

Лицо Гидеона стало красным и виноватым, а Малкольм с Келебом расхохотались. Не поняв ни вопроса, ни причины их веселья, Роксана спросила, подождав, пока они успокоятся: