Игра на вылет - Андрей Ильин

Приземления в «своом» аэропорту я ждал, как солдат срочной службы дембеля. Чуть дырку в фюзеляже не извертел. Мне бы только до дому добраться, мне бы только кое-какими вещичками разжиться, а там лови ветер в поле.

В такси я, следуя многолетним конспиративным привычкам, не сел. Ни во второе, ни в третье. Я поехал на обычном рейсовом автобусе. Такси — штука опасная. И далеко не всегда следует по маршруту, который избирает пассажир. Автобус, конечно, едет медленнее, но убедить ото свернуть в сторону сложнее. Воистину, тише едешь — дальше будешь.

Однако такси я опасался зря. Совсем не там меня поджидала смерть. Смерть караулила меня в первой от остановки автобуса подворотне. Видно, не один я пользуюсь услугами Аэрофлота.

Я шагнул под темную арку и, наверное, никогда бы не вышел с другой стороны, если бы не случай.

— Эй, гражданин! — услышал я уверенный голос.

Я обернулся и тут же услышал выстрел. Стреляли не в меня. Стреляли в подошедшего со стороны улицы милиционера. Стрелял мой убийца. В этом я был совершенно уверен. Я не верю в случайных ночных грабителей, палящих в первых попавшихся на их пути прохожих из пистолетов, снабженных глушителями. Этот «грабитель» искал меня. Его не интересовали деньги, его интересовала жизнь одного-единственного человека. Жизнь Резидента.

Моя жизнь!

Он бы наверняка удачно довершил свое дело и бесследно растворился в пустоте улиц предрассветного города, если бы не случай в облике вышедшего из переулка постового милиционера. Милиционер увидел человека, привалившегося к стене дома, увидел вытянутую руку, увидел поблескивающий в луче уличных фонарей характерный абрис пистолета. Милиционер успел крикнуть:

«Эй, гражданин!» — успел потянуться к кобуре и больше не успел ничего. Пуля 38-го калибра разбила ему переносье.

Следующая пуля должна была быть моей. Мне некуда было деваться в каменном туннеле арки, а до дальнего ее конца я добежать не успевал ни при каких обстоятельствах. Именно поэтому исполнитель рискнул нарушить хрестоматийное правило — первая пуля — жертве, остальные — куда угодно. Он позволил себе роскошь вначале обезопасить тылы. Он знал, что успеет сделать еще несколько выстрелов, прежде чем «объект» выйдет из поля его досягаемости. И еще он знал, что у меня, как у рядового гражданина нашей страны, проходящего перед полетом металлоконтроль, нет при себе оружия. Он очень много знал. Единственное, чего он не знал, — это то, что убитый им милиционер был не один, что, чуть приотстав, за ним следует его напарник.

Убийца развернулся на меня, когда второй милиционер уже с обнаженным оружием выскочил из-за дома и открыл стрельбу на поражение. Милиционер сделал подряд три выстрела, вгоняя пули в стену возле самой головы преступника. Он был неплохой стрелок, он быстро воспользовался оружием. На подобное обстоятельство убийца не прореагировать не мог. Он отвел руку и в ответ на три сделал единственный свой выстрел. Милиционер упал, выронив пистолет. И все же ему повезло. То ли исполнитель занервничал, то ли его внимание отвлекли разбивающие стену пули, то ли глаза припорошила осыпающаяся кирпичная пыль, но выстрел оказался не смертельным. У профессионалов такое случается редко.

На нейтрализацию второго милиционера понадобилась секунда. Но эта была та секунда, которая дарила мне шанс. Мгновенно поняв, что убежать не успею, я решился на атаку. При всей рискованности такого выбора, он был единственно возможным способом сохранить жизнь. До завершения поворота ствола в мою сторону я успел совершить два рекордных прыжка навстречу противнику. Если бы я с ними выступил на олимпийском стадионе, я бы собрал все медали. Правда, спортсмены при аналогичных условиях — за победу — жизнь вместо презренного металла — показали бы еще лучшие результаты. Личная заинтересованность — лучший двигатель рекордов.

Ствол пистолета довершил разворот раньше глаз держащего его человека. Он был крепким профессионалом, мой убийца. Его вновь приобретенные рефлексы были крепче природных. И все-таки он опоздал. Придержав пистолет левой рукой, правой я нанес несильный, но точный удар противнику в висок. Убийца осел, еще успев произвести два направленных в пустоту выстрела.

Теперь мне надо было срочно, пока не подоспели блюстители порядка, уходить. Этот бой я, хоть и по случайности, выиграл. Правда, уверен, будет и второй, и третий. Какой-то из них я неизбежно проиграю. Судя по оперативности, которую проявили заговорщики, надежд на спасение у меня почти нет. Наверное, я у них иду под номером один, если они решились на такое «сырое» покушение.

Надо уходить, и желательно не только с места преступления. При всей отвратности отступления как формы ведения боя других альтернатив нет. Противник числом больше, возможностями выше, а у меня ни союзников, ни четкого плана действий. Вся моя тактика: бьют — беги, причем так, чтобы пятки земли не касались. Это позволит отсрочить печальный момент передислокации с этого света на тот на неопределенное, если повезет, достаточно продолжительное время.

Конечно, стыдно бегать словно травимый сворой псов заяц. И бесперспективно. Все равно рано или поздно поймают и растерзают.

А если не убегать? К примеру, сдаться в руки правосудию и пересидеть время в камере предварительного заключения, взяв на себя соучастие в убийстве милиционеров? Преступление не рядовое, и, значит, охрана будет соответствующая. А?

Нет, достанут, через все решетки достанут. Не пулей, так???цом. Я им теперь что кость в горле, после этого неудавшегося покушения. В особенности если предположить, что не вся Контора продалась заговорщикам. Им нужна гарантия моего молчания. А гарантией может служить только смерть. Смерть или… Или?..

А вот это мысль. Правда, до конца обмозговать ее я не успею. Нет у меня времени. Еще минута-другая, и на место преступления прибудет милиция. Все, что я могу сделать, — я могу сделать сейчас. Рискнуть? Или бежать? Или все-таки…

Я быстро отошел к милиционерам. Один безоговорочно мертв. Другой еще дышит. Это обстоятельство решило исход моих сомнений. Я быстро поднял потерянный пистолет, сунул его в безвольную руку милиционера и, прицелившись, выстрелил. Пуля казенного «Макарова» ударила в лежащее без сознания тело убийцы. Он дернулся и затих. На этот раз уже окончательно. Навсегда. Моральная сторона встречного убийства волновала меня мало. Он шел за моей жизнью — в результате проиграл свою. Все справедливо. По принципу: кто с мечом к нам придет…

Меня волновала не мораль — возможный итог моей спонтанно начатой и очень рискованной операции.

Вернувшись в подворотню, я случайным осколком стекла резанул себя поперек руки, постоял несколько секунд обильно смачивая асфальт кровью, и, сунув пистолет убийцы в карман, быстрым шагом прошел в темноту двора, не забывая метить свой путь в заметных местах красными каплями.

Будущим следователям я оставил идеально составленную и однозначно толкуемую мизансцену преступления: некто из неясных побуждений из темноты проходной арки произвел выстрел в совершающего патрульный обход милиционера и еще один в подоспевшего ему на помощь напарника. В свою очередь, напарник ответил несколькими выстрелами из табельного оружия, вследствие чего нападающий был убит. Осмотр указал на наличие вблизи места преступления еще по меньшей мере одного человека, который был случайно или преднамеренно ранен в результате перестрелки и с места преступления скрылся. Отсутствие на месте орудия преступления позволяет предположить его соучастие в преступлении.