Анкер - Артемий Лукьяненко

— Сегодня у меня выходной, — повторил мужчина, хлопая ставнями, — У меня особый гость!

— Ты серьезно поставил на окно настойку ночного аронника? — голос Рейн, — Ты потеряешь всех своих покупателей!

— К черту. Вернутся, куда они денутся? Я единственный держатель аптекарской в этой части города. Сегодня можем сходить в гости к брату… ты ведь помнишь его? Он писал нам письма из Афира, но теперь переехал сюда, хочет получить бóльшую прибыль, открыть новое дело. Я ему о тебе рассказывал, и он очень хочет встретиться! Не каждая почтенная женщина может похвастаться таким выдающимся умом, каким в столь юном возрасте обладаешь ты, ягодка!

Рейн не ответила. Повисла тишина, лишь тихонько стучал маятник часов где-то в доме.

— Я скажу то, что хотел сказать в первый день твоего путешествия, куда бы ты ни уезжала, — произнес Корнелиус. — Хватит! Оставь эти глупости, Рейн! Тебе пора остановиться, обустроиться и остепениться!

Рейн молчала. Я затаила дыхание, боясь упустить хоть слово.

— Дом с синей крышей, что напротив, хозяева скоро оставят — уезжают в южные королевства. Думаю, если поторговаться, то можно его купить почти за бесценок. Переедем, поможешь мне с обустройством, откроем новую лавку — больше и лучше, чем эта! Ты унаследуешь мое дело однажды, и я очень хочу, чтобы к тому моменту ты была замужем. Я говорил о тебе с достойными людьми. Глава купеческой гильдии овдовел, жаль, он уже немолод. А вот сын коменданта дворцовой стражи — юноша твоих лет, красивый лицом и благородный в поведении. Обе партии очень достойные, но главное…

— Па, когда моя подруга проснется, мы уйдем, — Рейн говорила медленно, словно вынося приговор, — Ни днем, ни часом позже. Прости.

Глава 3. Часть 2

Купец какое-то время молчал.

— Рейни, я никогда ни в чем тебе не отказывал, — сказал он чуть слышно, — я прикрывал глаза на все: от тех ночей, когда ты пропадала, до фингалов под глазами соседских ребят. — Купец сделал паузу. — Думаешь, я не понимаю, о чём говорю? Понимаю! Сам брал оружие в руки, тридцать лет назад, когда бушевала война. Год провёл в походах и чуть не распрощался с жизнью! Хочешь совет? Продай меч оружейнику! Не дело женщине размахивать оружием! Ты мастерски обращаешься с целебными средствами. Вернись в лавку, Рейн! Вернись ко мне!

— Продать меч?! — от интонации, с которой Рейн произнесла это, у меня забегали мурашки — в ней был не то страх, не то боль, — Нет! Нет! Не сейчас!

— Когда? — воскликнул купец. Он обошел прилавок и тяжело опустился на стул, так что мне стала видна его массивная спина и выбритый затылок, — Когда мне представится шанс снова увидеть тебя? Через полгода? Может, снова год? Или мне радоваться, что ты объявишься на моих похоронах?! Ты всё так же юна, но я не молодею, девочка, совсем наоборот…

Рейн встала и подошла к отцу. Обняла его, обхватив вокруг шеи. Корнелиус Марибо положил ладонь ей на волосы и стал бережно гладить, словно фарфоровую игрушку, которую однажды уронили, и теперь бояться неправильно тронуть, чтобы не увеличить трещину.

— Ох Рейни, — всплакнул он, — ты разбиваешь мне сердце…

— Нет, па, — быть может, мне показалось, но она отстраненно следила за биением артерии на его шеи, — Я склеила его осколки, когда было нужно, но вечно следить за ним не смогу.

— Возьми хотя бы денег, — попросил Марибо. — Десяток-другой золотых…

— Нет! — резко ответила Рейн. Видимо, сама поняла свою резкость и примирительно добавила: — У меня есть деньги.

— Тогда ожерелье, что я дарил тебе. В трудный час его можно продать…

— Папа, мне не идёт золото, — мягко ответила Рейн. — К тому же оно привлекает воров и грабителей. А браслет из голубых аметистов я ношу, видишь? Чтобы вспоминать о тебе…

Аптекарь горестно вздохнул, но больше не спорил.

Я подождала, пока Рейн отойдет от отца, и выразительно зевнула. Занавеска-водопад сразу же зашелестела, и в комнату вбежала Рейн.

— Ты проснулась!

— Ага, — я провела языком по зубам и поморщилась, ощутив кисловато-солоноватый привкус, — Эй, зельевар, почему у меня до сих пор во рту привкус крови?

Рейн резко обернулась, проверяя, близко ли Корнелиус.

— Забей, — бросила она, — Ты не ела. Съешь что-нибудь — и перебьешь. Хочешь конфету? — она достала из сумки конфету.

— Шоколадная, надеюсь?

— Лучше. Лакрица.

— Фу, гадость! — я вернула ей фантик и черную массу, — Лакрицей нужно пытать заключенных!

— У всех разные вкусы. У каждого свои предпочтения в еде и питье, и предпочтения эти со временем меняются. Однажды ты это поймешь и с удовольствием съешь за завтраком пару лакричных палочек, вспоминая об этом разговоре.

— Ну уж дудки, — я предприняла робкую попытку встать, но ноги были словно ватные, так что я вернулась к сидению, — Меня от нее наизнанку выворачивает!

— Вижу, ты уже отшучиваешься. Нормально себя чувствуешь?

Я неопределенно покрутила рукой в воздухе.

— Бывало и лучше, — я потерла переносицу и, собравшись с духом, спросила, — Рейн, то, что произошло…

— Алекс, — девушка потерла переносицу. Достала из кармана набедренной сумки темно-бордовую склянку и, открутив крышку, вытряхнула на ладонь пару белых круглых таблеток, — Выпей это.

— Опять таблетки? — я была возмущена, — У тебя там что, аптечка скорой помощи?

— Нет. Просто универсальные средства на все случаи жизни, — Рейн смотрела на меня пустыми, словно меня перед ней не было, глазами, — Сильное лекарство, придуманное на Керсарии, сама им пользовалась.

— Что оно делает? — я взяла таблетку, покрутила ее.

— Позволяет сбросить с себя печали и горести, отдалить тоску, — протектор вытряхнула себе на ладонь белый шарик и, покрутив между пальцами, проглотила его. — Успокаивает, возвращает уровень серотонина в норму… — она пожевала и облизнулась, — с апельсином, между прочим.

— Опять потерять все чувства, как после той микстуры? — я завороженно уставилась на таблетку. — Но я не хочу забывать!

— Не забудешь, — Рейн покачала головой, — Это совсем другое средство. Лекарство поможет справиться с пережитой утратой, отдалив ее… буквально. Тебе будет казаться, что то, что случилось, произошло несколько месяцев назад.

— Это… неправильно! — я поморщилась, — И как это поможет?

— С азами психологии знакома? Так вот, время — лучшее лекарство, и керсарийцы научились использовать ее как ингредиент в медицине. Выпьешь — станет легче. Острое горе улетучится, останется лишь терпкая печаль.

— Я… я не знаю.

— Подумай, — Рейн пожала плечами, — Если не захочешь, я пойму, это ведь твой выбор.

Она взяла с полки какую-то книжку и стала ее рассеянно листать.

Я еще раз посмотрела на таблетки в ладони. Вспомнила, что