Израиль в Москве: повесть - Ефим Лехт

Жили-были в красивом городе Львове две девочки-подружки. Галя и Соня. Галочка Шевчук и Сонечка Гельфанд. Пионерки, студентки, инженерки. В конце девяностых Соня с мужем и сыном уехали в Израиль. Чуть не каждый день Галя разговаривала с Соней по скайпу, чуть не каждый год приезжала погостить у подруги в приморском городке Ашдоде. Купалась во всех морях Израиля: пересаливалась в Мертвом, ныряла в прозрачном Красном, даже в озере с библейским названием Тивериадское плавала, там, где Иисус по воде пешком ходил. Но больше всего полюбила теплое и ласковое Средиземное. Тем более что от Сониного дома до него было двадцать минут дамской ходьбы с призывным покачиванием бедер. Как говорится, в шаговой доступности. Сказка. Бывало, подружки размечтаются: хорошо бы и Галочке в Израиль перебраться. Да только мама у нее — полька, а отец — украинец. Тут Галя спохватывалась: да что это я, ни на что свой любимый Львов не променяю.

Однажды, как всегда неожиданно, подкрался к ней сердечный приступ. Короче, серьезная проблема. Высоко ценя израильскую медицину, подруги решили: операцию на сердце надо делать в Израиле. Правда, это очень дорого. И Сонечка придумала изящный план — операция будет сделана по ее документам. Она — член больничной кассы и имеет право на бесплатное лечение.

И план удался! Операция, во всех смыслах, прошла успешно. Больница — пять звезд, врачи — виртуозы, уход — супер.

Здоровенькая и довольная, подруга вернулась домой, как теперь говорят, в Украину. Может, теперь принято произносить: в Алтай, в Урал, в Кубу?

Прошло несколько лет. Соне, уже пенсионерке, понадобилась точно такая же операция. И когда она обратилась к врачам, те обнаружили в своих компьютерах, что сердечница Гельфанд у них уже прооперирована. Начались проверки, дошло до суда. Адвокат сказал, что ей за мошенничество грозит серьезное наказание.

В общем, пришлось выплатить крупную, очень крупную сумму. Даже продали квартиру. Операцию сделали за собственный счет. Сейчас снимают жилье в Южном Тель-Авиве. Избежали огласки и позора. Хоть и проиграли игру с законом.

Гале Соня так ничего и не рассказала. И недавно гостила у нее в замечательном городе Львове.

Все помолчали, переживая мелодраму.

На десерт подали клубнику со сливками. Огромные ягоды, почти ягодицы.

Дерзкая муха Лиза непринужденно присела на Изин нос.

Гламур хотел опять запрыгнуть на стол, но промахнулся, смутился и повернул в кухню.

— Слушай, — оживился Геннадий, — вы что там, с Пелевиным, всерьез затеяли? Ничего не выйдет. У него с издателем договор: он — призрак и нигде не светится. Мне Дима из «Вестей» говорил, что никакого Пелевина вообще нету. А есть три журналюги: Пекаровский, Лернер и, кажется, Винокуров. Они и пекут всю пелевинщину. И вообще, что вы в нем нашли? Носятся, как со списанной торбой. Певец виртуала. Наелся, блин, мухоморов и несет пургу. А про Толстого он и вовсе с Герой сочинял.

— С каким Герой?

— С героином.

— Но он мастер, мастер!

— Изя, представляешь, — вступила Галя, — Генка тоже книгу пишет. Почитать не дает. Там Гитлер у него заключил союз с евреями и преуспел. Такой альтернативный роман. Знаю только название: «Майн кайф».

— Это не окончательно, — смутился Гена. — Пойдем покурим.

— Ты еще куришь?

— Только когда выпью.

— Курить надо с комфортом, погрузившись в глубокое кресло, рассуждая о смысле жизни, смакуя бразильский кофе…

— Хорошо излагаешь, — перебил Гена и вытащил Изю в коридор.

Там пахло Советским Союзом. Щи, пиво, моча, кошки. Молодой таракан спешил к батарее. На подоконнике — большая банка с плавающими окурками.

Изя поморщился, помял правый бок. Кажется, его догнал радикулит. Нежная ветвь позвоночника лизнула нерв.

— Мой прострел везде поспел, — с усилием произнес Израиль и продолжил: — Хандрил от остеохондроза, страдал не меньше, чем Спиноза.

— Ты все еще балуешься рифмами?

— Стихи с возрастом прошли.

— А ты, Изька, мало изменился.

— Спасибо за приятную ложь.

Все трудней притворяться здоровым. Верхи еще хотят, а низы уже не могут. Когда дряхлеющие силы вам начинают изменять…

Ахнула железная дверь, и вышел сосед в трениках. Живот навыпуск, неуверенные усы, отёчное лицо русской национальности. Вероятно, вчера перепил.

— Изя, познакомься. Валера с болезненной фамилией Канцеров. Коммунист со стажем. Мой лучший сосед.

— Валерий.

— Очень приятно. Израиль.

Коммунист, кажется, напрягся. Гена затянулся:

— Как жизнь, Валера?

— Да вот, надоело на гражданке…

— Чего-чего?

— Не то, что ты подумал. Я теперь в отставке, бывший полковник.

— Ну, полковники бывшими не бывают. Так ты полкан? А почему папаху не носишь? Всегда в гражданском? Вот, Валера, друг детства приехал, он живых полковников давно не видел.

— Откуда, если не секрет?

— Из Государства Израиль, — чопорно ответил Изя.

— О, супер. Израиль. — Как многие, он сделал ударение на последнем слоге.

— Мы тоже в Москве недавно. Три годика. Сами мы с Перми.

— Валера, я тебя просил, не «с Перми», а «из Перми».

— Да мне без разницы.

Помолчали. Валера бросил окурок в банку:

— У меня жена ушла.

— А ты женат?

— Немного.

— Развод? Не переживай, мосты и те разводятся.

— Да не, у нас брак гражданский.

— Да? А я думаю, раз ты полковник, то и брак — военный.

Генка был в ударе. Коммунист опять закурил. Короткие затяжки, куда спешит? Мужичок помятый, наверно, пьет горькую, ест острую, курит едкую.

— Валера, что у тебя с глазом? Весь красный. Глаз вопиющего в пустыне. Не жена?

— А вы, Израиль, кто по специальности?

— Валера, он художник, работал на студии «Диафильм».

— Диафильм? А что это? Диабет знаю, диатез…

Изя попытался сменить вектор:

— Кажется, курить скоро можно будет только на Курилах. Отовсюду гонят.

— Супер, — невпопад обрадовался сосед.

— Что ты все «супер» да «супер»? — Генка стряхнул пепел, — в Штатах «супер» — это должность. Управдом — понял?

Сосед отхлынул, подтянув треники, скрежеща невнятным матом.