Шура. Париж 1924 – 1926 - Нермин Безмен

слуг, аристократов, – убьют. Валентина в слезах пыталась убедить матушку бежать с ними, но Екатерина Николаевна отказывалась покидать свой дом, ведь именно в нем она прожила самые счастливые свои годы. Правда, на этот раз она разрешила Нине уехать, но ответ сестры был очевиден – она не могла оставить мать совсем одну.

Разлука на этот раз обещала быть еще более горькой и долгой. Едва теплящаяся надежда подсказывала им, что даже если семья когда-нибудь встретится вновь, то это случится нескоро.

Тепло попрощавшись с Верженскими, Константин и Валентина направились к железнодорожному вокзалу. Вокзал кишел людьми, все кричали и толкались, пытаясь сбежать к лучшей жизни. Как только прибыл первый поезд до Новороссийска, молодая пара еле пробилась к вагону и заняла места. Когда многодневный путь подошел к концу, поезд Богаевского все еще находился в Новороссийске, а сам атаман уже перебрался в Крым и переправил всю свою семью в Стамбул. Он должен был вернуться в любую минуту. Похоже, Белая армия терпела крах на юге – отступать было некуда. Большевики не просто уничтожали все на своем пути, они свергали местную власть и устанавливали свою, ликвидируя всех, кто имел связи с императорской Россией. Так в ее стране заканчивалась целая эпоха…

Валентина внезапно осознала, что устала от воспоминаний, хранившихся в шкатулке. Она настолько погрузилась в прошлое, что не услышала тихих шагов босых ног в коридоре.

Это Александр Александрович Таскин, уже давно заметивший ее отсутствие, отправился на поиски супруги.

Она посмотрела на старую фотографию: там, перед огромной церковью, в которой поженились Валентина и Константин, выстроились офицеры. Она осторожно касалась указательным пальцем каждого лица, напрягая память, чтобы вспомнить имена. Многих из них, друзей ее младшего брата Вовы и Константина, она тогда увидела в первый раз. В первый и последний… Она хранила о Константине только самые теплые воспоминания. Он уезжал от нее в открытом грузовом вагоне, сидя на груде вещей, словно верхом на лошади, улыбаясь и маша рукой своей жене. Поезд, набитый военными, направлялся в Каховку, которая в те годы была последней линией огня в противостоянии с большевиками…

Валентина вновь вспомнила их прощание, когда они с мужем долго махали друг другу, пока поезд не исчез за горизонтом. Хотела бы она, чтобы память застыла на этом месте и не двигалась дальше. Хотелось бы, чтобы то прощание так и осталось незавершенным, неопределенным. Чтобы дядя Богаевский в их последней беседе говорил более определенно… Возможно, он передал ей все, что знал…

Но Валентина не хотела мириться с реальностью. Потому что несколько друзей Константина, переживших засаду, уверяли, что его только ранили и забрали в плен. Возможно, он сбежал и теперь где-то скрывается. Возможно, он еще вернется к ней… А если и вернется, то как она объяснит ему свой второй брак? Если они снова встретятся, найдет ли она в себе силы бросить Александра и вернуться к своему Косте? От этой мысли ее сердце забилось как сумасшедшее. Тот юноша, которого она полюбила, всегда был единственным мужчиной в ее жизни. Их разлучил поезд, уходивший на фронт… Ах, Костя! Если бы он вернулся, захотел бы вновь увидеть свою жену?..

Валентина захлопнула крышку шкатулки и смахнула со щек слезы. Ей показалось, будто бы часть ее души навеки осталась там.

Александр, сонно повернувшись, приобнял ее и поцеловал плечо супруги.

Глава пятая. Екатерина Николаевна

Тем же вечером, Петроград

Зима пушистым одеялом укутала легендарный город, двести лет носивший гордое звание столицы государства. Петербург, облаченный в белое, встречал новый день. Грузное, темное небо, снег и серые облака – теперь солнца здесь не будет до весны. Холодная дымка поднималась с поверхности Невы, которая причудливыми линиями пересекала весь город, и дымка та сливалась с мрачным небом, почти касавшимся земли, и окружала собой мосты, улицы, здания, людей, пропитывая округу тоской и будто бы поглощая любой цвет.

С августа 1914 года, когда Санкт-Петербург был переименован в Петроград, город, казалось бы, проливал слезы по самому себе. Впрочем, это касалось многих городов державы… Не только зима была причиной печального образа Петрограда. Боль и потери, которые в Первую мировую войну перенес не только фронт, но и тыл, а также кровопролитная революция и смена режима – все это истерзало город и наполнило сердца его жителей страхом.

* * *

Большевики, верша революцию, не гнушались кровопролития. Царь Николай II и его семья, первые лица огромной империи, были одними из тех жертв, чья гибель лучше всего демонстрировала жесткую цель нового режима. Всего через несколько недель после их расстрела в одной из газет, которую выпускали красные, появилось следующее объявление:

Мы безжалостно уничтожим всех, кто окажет нам сопротивление. Пусть буржуазия утонет в собственной крови – такова наша месть за выстрелы в Ленина и Урицкого.

Выступая на заседании партии в сентябре 1918 года, Григорий Зиновьев четко обозначил позицию новой власти:

Мы должны увлечь за собой девяносто миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить – их надо уничтожать.

Однако после того как большевики окончательно прибрали власть к рукам, убийства и преследования не прекратились, скорее наоборот – участились.

Лишив буржуазию и аристократов их богатств и