Кроманьонец - Валерий Красников

За тревожными мыслями пришли воспоминания из прошлой жизни. Вдруг они стали яркими, живыми, будто я снова оказался в полесских лесах сорок первого.

…Нас всё глубже в лес загоняли егери. Начались топкие места. Голые чахлые осинки стали и вовсе низкорослыми, появились мохнатые высокие кочки, украшенные красными глазками созревшей клюквы, и чёрные зловещие окна стоячей воды.

Патронов нет, только винтовки с пристёгнутыми штыками.

Двое «загонщиков» с похожими на короны остролепестковыми эдельвейсами на рукавах курток вышли из-за деревьев. Они не оглядывались по сторонам, шли спокойно, будто на прогулке.

Как было тогда зябко и тоскливо сидеть в болоте среди сизой сумеречной хмари, среди неизвестности!

– Да, прижали нас. Ну, ничего, – успокоил старшина мудрым старческим шепотком. – Ты как, малой, ещё не обосрался?

– Пока нет, товарищ старшина, – механически отвечаю, а сам крепко сжимаю винтовку и не отвожу глаз от егерей.

– Мы в своём краю, а они в чужом, нам легче. Родная земля – это, брат, не просто слова, живого она греет, а мёртвому пухом стелется. Делай, Игорёк, как я.

Он встал и пошёл навстречу немцам. Правая рука опущена, винтовку держит за ствол у самого штыка. Приклад хлюпает по грязи – чвак-чвак… Левую поднял вверх.

Поднимаюсь и я, догоняю старшину, идём вместе.

В лесу потрескивали короткие автоматные очереди. Безумолчно верещали, пролетая над головой и спасаясь от автоматного треска, сороки и сойки. Неожиданно выскочил из-за кустов заяц, шмыгнул у самых ног егерей. Те оживились, один засвистел и пустил длинную очередь. Впрочем, пули прошли выше, срезав верхушки скрученных, словно древесным ревматизмом, осинок. В стрелявшего немца старшина и ударил. Бил снизу в отчаянном прыжке, чтобы не только достать, но и насадить на штык, как букашку. Развернувшись, прикрылся трупом от уже наведённого автоматного ствола.

– Бе-е-ей! – закричал он из последних сил.

И я ударил. В бок, тоже снизу. Гранёный штык пробил печень, задел почку и вышел из егерской спины. Немец упал как подкошенный.

На всю жизнь я запомнил вдруг заострившийся нос, ставшие впалыми щёки и сжатые в тонкую полоску губы. Тогда я первый раз в жизни увидел лицо смерти. Не в глаза ей заглянул, в глаза смерти потом пришлось смотреть много раз, а увидел именно её лицо, когда достаточно только бросить взгляд, чтобы понять – человек умер…

Сердце бешено колотилось, а течение несло лодочку мимо кривых прутьев ольховника за пожелтевшей осокой, а над ними возвышались плотные кроны сосен.

«Зачем я сделал ацтекский меч? А позже, когда Саша рассказала о плохих людях, я решил научить соплеменников убивать?! Как неосмотрительно…»

И тут я понял, что если чужаки и приплывут, то приложу все усилия, чтобы наши племена не враждовали…

Столь изнурительное путешествие окончилось внезапно. Я уже перестал искать полными надежды взглядами знакомые места. Почти не грёб и находился в полной апатии, когда заметил, что с берега мне кто-то машет. Вот и не верь после этого в магию материнских сердец! Моё внимание пыталась привлечь Таша.

Правлю к берегу. Она зашла в воду и, схватившись за нос лодки, вытащила её на песок.

– Лоло – мужчина, Лоло рыбу привёл… – шепчет она, а я вижу текущие по щекам слёзы.

«Рыбу?» Я выбираюсь из лодки и прежде, чем попал в крепкие объятия, действительно замечаю, что на носу едва-едва просматриваются рыбьи рот, глаз и жабры.

Пока шли к стойбищу, Таша сбивчиво поведала о вернувшихся Белках. Я понял, что вернулись они чуть раньше, чем я приплыл. Ненамного – на час-два. И что все они решили, будто я остался с чужаками по своей воле. Выговаривали Таша, что много свободы мне давала и что мать плохая. Вот она и убежала к реке. Случилось встретить меня…

Как ни хотелось мне осмотреть землянку, не наведались ли, часом, в моё отсутствие туда звери, но разговор с соплеменниками откладывать не стоило. Оголодавшая в путешествии Муська, наверное, была другого мнения. Остановилась на опушке, смотрела на холмик с навесом – наше жалкое пристанище – и не хотела идти к чумам. Догнала нас, когда я уже почувствовал запах дыма.

– Таша, принеси поесть, – попросил я мать, едва мы вышли к жилищам соплеменников. – И волку чего-нибудь не забудь! – кричу вслед.

Небольшая полянка вмиг заполнилась народом. Лило повисла на шее и зарыдала, почти как взрослая, в голос. Соплеменники стояли молча, кто-то смотрел с удивлением, а кто-то с вопросом.

Тиба оттащила от меня Лило, и я, прошмыгнув мимо взрослых, прошёл к костру, уселся на брёвнышко и заявил:

– Я не оставался с чужаками. Ниер, их вождь, дал мне траву пожевать, после чего я проснулся связанным уже в их стойбище.

Пронзительная тишина до звона в ушах, как после удара, когда слёзы наполняют глаза, воцарилась от моих слов. Соплеменники молчали. И я не знал, пока не понимал, о чём они думают.

Таша принесла поджаренного мяса и горсть лесных орехов. Муське кинула приличный кусок на кости. Волчица схватила его на лету и убежала за чумы.

В прошлой жизни услышал как-то, что приём пищи, когда голоден, занятие интимное. Сейчас понимаю почему. В животе бурлит, рот полон слюны, а кусок под взглядами соплеменников в рот не лезет.

А тут ещё Той, потрясая макуахутлом, заревел:

– Убьём их всех!

Что характерно, энтузиазма на лицах от такого призыва я не увидел.

Лим предложил альтернативу:

– Надо договориться.

Женщины тут же стали определять и свою позицию, все вместе и очень громко.

Пользуясь моментом, пока у них ко мне пропал интерес, пытаюсь поскорее схарчить в моём случае завтрак, обед и ужин.

Закусывая орешками, стал прислушиваться, какие ещё возникли варианты в процессе столь бурной дискуссии.

Понял одно: женщины за то, чтобы немедленно начать собирать манатки и валить, пока мужчины не нашли себе на всякие места приключений. Особенно аргументированной выглядела речь Саша. Её слушали, почти не перебивая. Она напомнила, скольких племя потеряло у Тёплого озера.

Наслаждаясь чувством сытости, я смотрел на них, как на своих детей там, в будущем. Они тоже вместо того, чтобы вначале подумать, начинали кричать.

Знаю, это пройдёт.

Первой подошла Таша и села рядом. За ней к нам присоединились Лило и Тошо, потом Саша. Лим, Лют, Локша, все Выдры следующими.

Той, Толо и Тис, похоже, не отказались от мысли повоевать, а женщины-Белки уже не галдели, поглядывали в нашу сторону.

Когда снова стало тихо, я спросил, обращаясь к Тою, но так, чтобы каждый задумался над ответом:

– Той, если ты их убьёшь, где потом будешь брать соль, воск и кожу?

– А у кого они возьмут камень и много шкур? – вопросом на вопрос не задумываясь ответил он.