Там, где мы служили - Олег Верещагин

— Радко похоронен, — жестко ответил Иоганн. — Это кость, тухлое мясо и волосы. Жозеф, запаяй в пластик. Унесем.

— Я понесу, — вызвался Андрей.

Сглатывая вязкую, металлическую слюну, Джек повернулся. Это уже было убрано, и Жозеф раскаленным ножом паял пластик.

— Где жрец и что с храмом? — спросил Иоганн.

Жозеф сквозь зубы ответил:

— Жрецу я отрубил голову. Храм поджег.

Иоганн сплюнул в холодную дорожную пыль:

— Хорошо.

Дальше шли довольно медленно и не делясь на группы, а цепочкой, почти по самому гребню холма. Позади над Файраном поднимался столб почти прозрачного дыма: горело сухое дерево. Сослуживцы вели себя странно. Дик вдруг начал жевать живицу. Андрей несколько раз спотыкался, оставляя вывороченные целые комья дерна. Иоганн доел-таки упаковку галет и бросил скомканную фольгу на траву.

— Ничего не понимаю, — обратился Джек к Ласло.

Венгр, что-то негромко насвистывавший, улыбнулся и охотно заговорил.

— Главарь банды сказал Иоганну, что неподалеку — не меньше сотни махди. С хорошим охранением. Сейчас из Файрана кто-нибудь уже наверняка чешет в эту банду с известием, что мы были в деревне, что там натворили и что нас мало. Бандосы пойдут по нашим следам. И под утро нападут.

— Нападут?! — поразился Джек. — Но мы же…

— Мы — это приманка, — сверкнул зубами Ласло. — Лейтенант с остальными в свою очередь возьмет в кольцо тех, кто захочет напасть на нас. Мы потому так и прем — в приманку играем. Уже делали так… Смотри, видишь?

Ласло указал на гребень холма справа и впереди примерно в полутора километрах. Там на фоне неба вырисовывалась фигура антилопы, похожая на вырезанную из темной бумаги. Животное смотрело куда-то за гребень, а потом вдруг покатилось со всех ног на эту сторону холма.

— Спугнули, — удовлетворенно сказал Ласло.

— Волки?

— Да нет тут волков… — Ласло поправил «печенег». — А от гишаков[39]антилопа лупит сразу, не разглядывая. Люди. За нами наблюдают… Видишь?!

И Джек увидел. Ясный, хотя и блеклый короткий блик — отражение от линз…

— Заметили! — Иоганн засмеялся. — Заметили!

— Значит, дадим, — резюмировал Эрих. — Андрей, ты, может, споешь чего? Идти веселей будет. А мы подпоем… Что-нибудь под шаг, а?

Андрей не стал ломаться. Сделав еще несколько шагов с низко опущенной головой, он резко вскинул ее и запел марш…

Родина —

или смерть!

Это бесстрашных клятва!

Вновь в небе Солнцу над Русью гореть —

Родина — или смерть!

Уже на втором куплете Джек подхватил пульсирующий рефрен. Раньше он никогда не пел на людях: не было ни голоса, ни слуха. Но вот поди ж ты…

…Вскинутая к виску рука Иоганна. Потом резкий мах вниз — в стороны, и через миг на склоне не было никого стоящего на ногах. Отделение залегло, рассыпалось за кусты.

Эрих перебежал за большое сухое дерево. Джек увидел предназначенный ему сигнал и броском достиг другого дерева, чуть в стороне — это робко пыталось зазеленеть.

Он увидел речушку. Вода текла чуть ниже через рощицу, метрах в ста, не больше, на берегах к воде склонялась зелень.

Джек повернулся к Эриху. Тот вопросительно поднял подбородок. Англичанин улыбнулся и покачал головой. Эрих встал на колено и махнул рукой.

Отделение поднялось. Иоганн посмеивался. Потом сказал:

— Поищите брод…

…Значок — вертикальную палочку с четырьмя поперечинками — нашел Густав и был страшно горд этим. Воды тут и в самом деле оказалось не больше чем по колено, и Елена весело объявила, что от брода до удобного для привала места — не больше десяти минут ходьбы, что было очень кстати… если не вспоминать, чем должен был завершиться этот привал.

Чем он неизбежно должен был завершиться.

Впрочем, об этом Джек не очень-то думал, потому что, если честно, устал и хотел отдохнуть.

* * *

Джек уже минут пять как проснулся. Он очень удобно лежал, опираясь затылком на рюкзак, не открывая глаз, и слушал, как возле небольшого костерка тихо разговаривают Дик и Елена — говорят о серьезных вещах.

— Я поражаюсь, — слышался негромкий голос русской; — до какой степени бесполезными знаниями были набиты черепушки у наших отцов и насколько бессмысленно было то, чем они жили… Священное Умение Пользоваться Компьютером, Великое Искусство Рэповать, Вечные Истины Гуманизма, Нетленные Общечеловеческие Ценности… — Девушка вроде бы засмеялась. — О Солнце, насколько они беспомощны оказались со всеми этими знаниями-умениями… Скажи, а ты себе все так представлял?

— Никак я себе ничего не представлял. — Хрустнула сухая ветка: Дик, должно быть, устраивался удобней. — Я селянин, не забывай. И у нас почти не было войны. Но киви сдохли все, кроме пары десятков в зоопарках… Знаешь, у нас наискось от школы висел старый плакат: «ВОЙНА УМЕРЛА НАВСЕГДА!» Я спрашивал директора, почему этот бред не снимут. Он ответил, что не хочет забыть о своей глупости. Оказывается, он сам вешал этот плакат — еще до войны, когда сам был младше нас…

— А в результате мы бегаем по холмам вокруг моря, на месте которого тридцать лет назад была пустыня… С ножами в руках.

— Точно… Знаешь, Хелен, я простой фермерский парняга…

— М-да?

— Ага. А ты все-таки казачка, русская, вы все умные, все философы…

— М-да?

— Ага… Как ты думаешь, кто все-таки виноват в Той Войне? Ваши или наши? В смысле — англосаксы?

— Ну-у… ваши, кто же еще?

— М-да? — в голосе новозеландца прозвучала ирония. — А кто пульнул ядренбатонами по Штатам и по половине Европы с криком «Кушайтенеобляпайтесьпидарасы-ы!!!»?

— Ну знаешь… — Елена фыркнула.

— Знаю, русская. Знаю, что мы это заслужили. Тем, что нагло полезли грабить не нами завоеванное… И вы заслужили… заслужили, заслужили. ВСЕ заслужили. ВСЕ огребли. Вот ты подумай: какая такая Злая Сила пела всем в уши до войны о беззаботности, даровом счастье, спокойной жизни, бесконфликтности? Кто выколачивал, — он произнес это с особым чувством, — из нас умение драться? Какие такие Черные Маги старались ограничить мир наших отцов музончиком, перепихончиком и тащильчиком?

— Вот ты о чем думаешь… — тихо сказала Елена. — Ну что ж, так и есть.

— Еще бы! — зло ответил Дик. — Мне всегда история нравилась. Я в одиннадцать лет пайковые ботинки выменял на двенадцатитомник «Мировой истории» и полгода рассекал босиком по снегу… он у нас тоже есть, да-да… И я люблю думать. И знаешь, что мне кажется? Да нет, черт, в чем я уверен? Все войны мира начинали политики и торгаши. Вспомни, как они заставили белых убивать друг друга в Первой, потом — во Второй мировой? В сотнях мелких конфликтов за нефть, за лес, за газ, за уран, за алмазы, за воду, наконец. И каждый раз они громко трубили о «чести нации», «интересах страны», «защите демократии»… В конце концов все «победы» оборачивались примитивной свиной толкотней у отвоеванной кормушки. А для «героев», для «наших бравых мальчиков», устраивали троечку парадов, вешали на грудь по медальке из поддельного золота со стразиками… отпихивали в сторону — и благополучно про них забывали. И никого уже не интересовало, как они спиваются, мучаются во сне от кошмаров и наяву от кошмарных болей… Даже если цели войны и впрямь были святыми — после победы на самом деле победившей оказывалась торгашеская смердь, не талантливые генералы, не отважные солдаты и офицеры… Их просто отпихивали! Весь тот мир прогнил, Хелен, он сгнил еще задолго до начавшейся войны — весь, с его верами, ценностями, установками!.. Так вот, русская. Я согласен быть убитым. Я согласен быть забытым. Но лишь бы не шумный парад — и новая азартная драка у корыта с похлебкой из замешанной на нашей крови победы! Я не хочу возвращения того мира. И меня очень радует, что дети наших вождей — там же, где и я. Я ушел защищать мой мир от махди. От глобальных махди. От отрезанных голов, от съеденных людей, от пустоты. И я вернусь в мой мир, если же выяснится, что в тылу что-то опять начало шататься, я его принесу с собой отсюда, с фронта. И пусть только кто-то попробует выставить локоть. Убью на месте.