Краткая история Франции - Джон Джулиус Норвич

По возвращении во Францию Людовик обнаружил новый заговор баронов против себя, к которому, естественно, примкнул король Англии. Людовик IX поступил с заговорщиками самым неожиданным образом. Ко всеобщему изумлению и ужасу, король с готовностью уступил английскому королю Пуату, Гиень и Гасконь, поскольку, как он объяснил, «наши жены – сестры[28], наши дети – кузены, поэтому мы, конечно, должны жить в мире». В ответ он попросил от Генриха лишь принести ему вассальную клятву за эти земли и отказаться от притязаний на другие континентальные территории. Такой поступок вполне отвечал характеру Людовика IX: мир между христианами являлся его главной задачей, и он был готов на все ради достижения этой цели. Никогда христианские народы не подходили ближе к претворению в жизнь столь замечательной мечты.

Внутри Франции Людовик продолжил начатое его отцом, стараясь положить конец бесчисленным междоусобным войнам баронов, которые мучили страну. Он также радикально реформировал судебную систему, запретил судебные ордалии (испытания подсудимого физическим страданием) и, что еще важнее, ввел принцип презумпции невиновности. Сохранились предания, что Людовик IX лично вершил правосудие, сидя под вековым дубом в Венсенском лесу. Характерно, что он был ярым собирателем реликвий Страстей Христовых. Чтобы разместить самую драгоценную святыню своего собрания – Терновый венец Иисуса Христа (его отдал Людовику Балдуин II, латинский император Константинополя)[29], он построил прекраснейшее здание во Франции в стиле ранней готики – церковь Сент-Шапель[30]. Однако даже Сент-Шапель оказалось недостаточно, чтобы удовлетворить религиозное рвение короля. Требовались новые христианские подвиги. Восьмой крестовый поход он замыслил сам. Катастрофический Седьмой крестовый поход и последовавшее пленение продолжали терзать короля, и двадцать лет спустя, в 1267 г., когда ему уже исполнилось 53 года, он принял решение совершить еще одну попытку восстановить власть христиан на Святой земле. На этот раз, по совету брата – Карла Анжуйского, Людовик IX решил, что новый Крестовый поход следует начать с удара по Тунису. Три года он готовил необходимый для операции флот, но остается вопрос, извлек ли он уроки из своего предыдущего опыта боевых действий в тропиках. В целом, похоже, нет, потому что высадку флота на африканском побережье назначили на июль 1270 г. Было мало питьевой воды, и почти вся она отличалась плохим качеством. За считаные дни большинство французских солдат слегло, а месяц спустя умер и сам король. Карл Анжуйский принял командование на себя, однако без Людовика поход потерял смысл, и оставшиеся в живых французы вскоре вернулись домой.

Людовика IX Святого канонизировали в 1297 г., всего через четверть века после его кончины. Он оставил Францию совсем не той, что унаследовал. Теперь глава династии Капетингов везде воспринимался как законный король, избранный Богом (беспрецедентный шаг к абсолютной монархии), а его королевство получило моральный авторитет, неслыханный для Франции в прежние времена. Понятно, что наследовать такому человеку было делом нелегким. Его сын Филипп III известен как Филипп Смелый, но без серьезных на то оснований. Он сопровождал отца в Восьмом крестовом походе, однако ничем особенно не отличился; а по возвращении в Париж после смерти Людовика оказался застенчивым, смиренным и удивительно слабохарактерным, наверное, был задавлен властными индивидуальностями обоих родителей, особенно матери. Для грозной королевы Маргариты было в порядке вещей при жизни мужа заставить сына дать клятву, что он останется под ее опекой до тридцати лет, и, хотя папа римский формально освободил юношу от клятвы, как только ему исполнилось восемнадцать, Филипп так никогда и не вышел из тени своей матери. Филипп Смелый умер в Перпиньяне в 1285 г. и скоро был забыт.

После Филиппа II Августа и Людовика Святого третьим и последним членом великой троицы Капетингов стал король Филипп IV Красивый. Этот король всегда был в некотором роде загадкой. Он отличался молчаливостью, и никто не мог быть вполне уверенным, что он за человек. Известное изображение красивого молодого короля, нарядного и уверенного в себе, вводит в заблуждение. Старший сын Филиппа Смелого и Изабеллы Арагонской был, насколько мы можем понять, лишь относительно привлекательным внешне, неразговорчивым и угрюмым, безумно жадным и временами способным на ужасающую жестокость. И тем не менее он, бесспорно, являлся великим королем. Серьезный и трудолюбивый профессионал, он управлял при помощи юристов и чиновников, а не вельмож. Его цель ни в коем случае не совпадала с целью деда (сформировать Францию как добродетельную, мирную, а главное – христианскую монархию), Филипп Красивый скорее стремился сделать ее сильной, рациональной и влиятельной. Благодаря своему браку с королевой Иоанной I Наваррской и полученным наследствам его владения неуклонно увеличивались, а с ними росли и расходы. В течение всего своего правления он отчаянно нуждался в деньгах, и его не слишком заботило, какими средствами он их добудет. Подобное отношение неизбежно увеличивало число его врагов, из которых самым непримиримым стал папа Бонифаций VIII.

Бонифаций – наилучший образчик практичного служителя церкви. Он родился между 1220 и 1230 гг., был человеком большого ума, первоклассным знатоком законов и ученым, основал Римский университет, кодифицировал церковное право, восстановил библиотеку и архив Ватикана. Однако духовного в его натуре было ничтожно мало. Для Бонифация возвышенные директивы церкви служили лишь продвижению его интересов и обогащению его семьи. К иноземным правителям он относился скорее как к своим слугам, а не как к подданным. Собственный сан он рассматривал исключительно с точки зрения политики, вознамерившись утвердить господство папского престола над формирующимися государствами Европы. Для решения поставленной задачи ему хватало энергии, уверенности в себе и силы воли, однако он не обладал даже зачатками дипломатичности или хитрости. Такие понятия, как соглашение или компромисс, просто не интересовали его. Он двигался к своей цели, невзирая ни на что, и в итоге дорого за это заплатил.

Конфронтация между Филиппом IV и Бонифацием VIII началась в 1296 г., когда король обложил высокими податями французских священнослужителей. Взбешенный папа ответил буллой, официально запрещающей налогообложение духовенства или церковного имущества без специального согласия из Рима. Если бы Бонифаций потрудился серьезно обдумать дело, то быстро бы понял, насколько недальновидно он поступает: Филипп просто запретил вывозить из страны деньги и ценности, а также допускать во Францию римско-католических сборщиков налогов. Поскольку папская казна в значительной степени зависела от поступлений из Франции, то папе пришлось уступить, попытавшись восстановить утерянный авторитет официальной канонизацией деда Филиппа Людовика IX.

Затем, осенью 1301 г., Филипп без долгих размышлений посадил в тюрьму малоизвестного, но несговорчивого епископа Памьерского, обвинив его в измене и оскорбительном поведении[31]. Бонифаций, не потрудившись даже ознакомиться с делом, возмущенно потребовал освободить епископа, Филипп отказался, и война между ними вступила в заключительную фазу. Бонифаций в новой булле под названием Ausculta fili («Внимай, сын») высокомерно вызвал в Рим самого короля в сопровождении высшего духовенства на заседание Синода в ноябре 1302 г. Филипп, разумеется, не поехал, а вот тридцать девять французских епископов несколько неожиданно нашли в себе смелость присутствовать в Синоде. Именно после этой демонстрации Бонифаций дал свой последний залп: он выпустил буллу Unam sanctam («Единой Святой»), в которой многословно утверждал, что «для спасения души каждому смертному совершенно необходимо подчиняться Римскому понтифику». В его заявлении не было ничего особенно нового, подобные слова произносил Иннокентий III и несколько других пап. Тем не менее папский абсолютизм едва ли мог зайти дальше; не было никаких сомнений, что Бонифаций имеет в виду главным образом короля Филиппа.