В лучах эксцентрики - Иван Дмитриевич Фролов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первая новелла — «Напарник». Живописный верзила, к тому же невежа и наглец (в исполнении С. Смирнова) развалился в автобусе. Он занял все сиденье, предназначенное для детей и инвалидов, и не уступает ни одного места. Очутившийся здесь невзначай студент Шурик (А. Демьяненко), убедившись, что увещевания на хама не действуют, проявляет находчивость. Закрыв глаза темными очками и притворившись слепым, он ощупывает сиденье, лицо наглеца, потом хватает и крутит ему ухо. Со слепым верзила не хочет связываться и освобождает половину сиденья. После этого Шурик снимает очки и приглашает на отвоеванное место пассажиров.
Поняв, что его одурачили, верзила бросается на студента с кулаками.
В милиции идет распределение на работу заключенных, отбывающих сроки за хулиганство. Среди этих отщепенцев — знакомый нам верзила, схлопотавший пятнадцать суток. Его назначают на строительство дома, где он попадает в подчинение к тому же Шурику.
Но заставить бездельника работать оказалось непросто. В то время, когда Шурик добросовестно вкалывает, Верзила отсыпается и издевается над своим наставником.
Не возымела должного воздействия на правонарушителя и многочасовая воспитательная лекция прораба (М. Пуговкин). Следует продолжительный поединок Шурика со здоровенным и нахальным лентяем.
Здесь мы лишний раз убедимся в том, как точно подбирает Гайдай актеров по внешним данным. Он обладает очень ценным режиссерским качеством — умением заранее представлять не только пластический рисунок образа в исполнении данного актера, но и детально, я бы сказал — графически предвидит его взаимодействие с другими персонажами, предвидеть во всех возможных ситуациях и максимально извлекать из этого комедийные искры. Пожалуй, первостепенное значение для режиссера имеет даже не столько внутреннее содержание образов, сколько внешний, живописный рисунок каждой роли.
Опережая события, расскажу следующий эпизод. Я смотрел пробы актеров к фильму Гайдая «За спичками». На роль портного Кенонена претендовали такие известные и замечательные актеры, как Владимир Басов, Ролан Быков, Георгий Вицин. Все разыгрывали одну и ту же сцену, и, естественно, каждый делал это по-своему.
Богатый, самобытный образ создавал Басов. По-своему интересно толковал его Быков. Кенонен в их исполнении представал значительным, содержательным. И как-то бледно и шаблонно по сравнению с ними выглядел Вицин. Когда я узнал, что на роль был утвержден Г. Вицин, то не мог скрыть некоторого недоумения.
— Владимир Басов и Ролан Быков слишком усложняют образ Кенонена, трактуют его не в том легком комедийном ключе, какой мне нужен для ансамбля,— заявил Гайдай. И был, видимо, прав.
Это режиссерское предвидение и точность выбора исполнителей рождают яркий комический эффект из многочисленных и неожиданных столкновений невзрачного, щуплого Шурика с тяжеловесным Громилой.
Кроме того, Гайдай обладает удивительной способностью любой интерьер, любое место действия превращать в цирковую эксцентрическую арену. Так, строительная площадка с недостроенным зданием оказалась на удивление удобной для накручивания комических трюков, а разнообразная техника, строительные и отделочные материалы на редкость удачно превратились в атрибуты клоунады.
В поединке интеллекта с грубой силой победил все-таки находчивый Шурик. Он закатал детинушку в рубероид, в виде рулона, потом вырезал отверстия против его лица (для общения) и пониже спины (для воспитательного воздействия) и стал воспитывать неподдающегося старинным, ныне забытым способом — тонким прутиком. Причем со знанием дела — предварительно помочив розгу в воде.
После такого нравоучительного сеанса тунеядец бросился работать как зверь и стал как огня бояться тщедушного Шурика.
Как видим, на лежебоку и лоботряса не оказали воздействия ни судебно-воспитательные приговоры, ни добродетельны беседы, ни личный пример. Работать его заставило только физическое наказание. Выходит, что самым действенным и самым современным воспитательным фактором, как доказывает автор, является давно отмененная экзекуция! Так, может быть, мы действительно поторопились сдать это воспитательное средство в архив?
Если учесть, что фильм снимался при командно-административной системе, когда не было такого эффективного фактора, как личная материальная заинтересованность, то выводы комедиографов были очень точными и предельно злободневными. В парадоксальной форме они давали понять: бессовестного человека заставить работать могли только розги.
Поединок ума и находчивости с неотесанной силой дан Гайдаем предельно эксцентрически и, я бы сказал, по-мультипликационному условно и гротесково. Режиссер щедро пересыпал действие комическими номерами, трюками, остроумными репликами… Новелла получилась сочной, максимально развлекательной и в меру поучительной. Перевоспитание тунеядца, вернее приобщение его к общественно полезному труду, показано занятно и убедительно.
Если этой сюжетной схеме искать прототипы, можно вспомнить и русские сказки, например, о поединках Иванушки со Змеем Горынычем или с другими злыми силами, и диснеевские мультфильмы о мышонке Микки-Маусе, выходившем победителем из многочисленных стычек с котом, и наш мультипликационный сериал «Ну, заяц, погоди!» Сюжетная канва и комедийное несоответствие всюду сходные: несильный с виду персонаж благодаря своей находчивости и сообразительности побеждает здоровенного громилу.
Можно сказать, что такое комедийное разрешение конфликта воплощает извечную и часто потаенную мечту маленького, бессильного и бесправного в современном мире человечка взять верх над могучим и власть имущим. Поскольку на земном шаре маленьких и униженных людей в сотни и тысячи раз больше, чем политических и экономических воротил, такой сюжетный поворот пользуется у публики большой популярностью и даже любовью. Сам факт посрамления сильного приносит бесправным и забитым жизненное удовлетворение и предстает в их глазах торжеством справедливости,— вне зависимости от подлинных морально-этических и даже правовых оценок этого факта. В конечном счете такое комедийное разрешение конфликта сильного со слабым не что иное, как наркотик, приносящий временное, а главное, иллюзорное удовлетворение чаяний низших слоев общества. Больше того, при буффонной подаче конфликта зрители нередко игнорируют средства, с помощью которых достигается желанная победа слабого, и готовы оправдать обман, жульничество и даже серьезные преступления… И даже если маленький человек добивается верха с помощью смекалки и сообразительности, как это происходит, например, с Шуриком, авторы, чтобы показать его интеллектуальное превосходство, вынуждены принижать и оглуплять его сильного противника, иногда выходя за разумные пределы, в результате чего может произойти перемещение симпатий, как это случается, например, с чуткими к правде малолетними зрителями, которым становится жалко «затюканного» волка.
Примерно на таком же конфликте сильного со слабым строятся лучшие чаплиновские комедии — «Огни большого города», «Новые времена». Но сделаны они несравнимо тоньше, ближе к реальной действительности, без откровенного комедийного выворачивания наизнанку реальных фактов. Маленькому герою Чаплина иногда, в силу случайного стечения из ряда вон выходящих обстоятельств, улыбается счастье и он может стать закадычным другом миллионера, участвуя в его диких попойках, и даже взять верх над верзилой боксером, но в большинстве случаев и в итоговых ситуациях его жизнь остается незадачливой, вызывающей горькое, щемящее сердце сочувствие.
Нетрудно заметить, что проблема тунеядства