Принцесса гарема - Диана Гроу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей было некуда бежать, и она не могла использовать это преимущество, но ее сердце забилось от радости в предвкушении свободы.
– Спасибо, – улыбнулась она Дамиану.
– Я рад, что комната тебе понравилась, – ответил он. – Но имей в виду, мы здесь не для того, чтобы развлекаться. Ты должна сразу же приступить к обучению и работать каждый день.
– Это правда, что я получу свободу, если буду учиться? – спросила она на ломаном греческом.
Дамиан кивнул.
– Я обещаю. Варяг, забери Валдис во двор, и приступайте к урокам.
Он проводил глазами Эрика и Валдис, наблюдая за их слегка размашистыми походками, типичными для высоких представителей северной расы. В центре двора самое лучшее место для уроков. Там им никто не помешает наниматься, но в то же время они будут у всех на виду, так что любое непристойное поведение сразу заметят.
– Да, Валдис, тебе придется постараться, чтобы завоевать свою свободу, – произнес Дамиан чуть слышно, смотря на ее удаляющуюся стройную спину. – И это может быть гораздо труднее, чем ты думаешь.
Сожаление, как и любое другое чувство, есть лишь абсолютная потеря времени.
– Рука мальчика благополучно зажила без каких-либо последствий, – сообщил Дамиану его личный поверенный. – Он все так же бесстрашно ездит на том же самом жеребце, к глубокому огорчению своей матери.
– Я не сомневался в этом, Онезимус. Это только лишний раз доказывает, что его дух не был сломлен. – Дамиан удовлетворенно кивнул. – А как насчет его занятий? Лектор Эпифанес все так же учит его математике и полемике?
– Да. У меня есть полный отчет от Эпифанеса. Имейте в виду, что Лектор достаточно умен, но становится совершенно другим человеком после чаши-другой аккадского вина. По словам Лектора Эпифанеса, мальчик так же силен в науках, как и в искусстве наездника.
– Очень хорошо, – сказал Дамиан. – Пусть Лектор останется его учителем еще на один год, если только его пьянство не перерастет в большую проблему. – Дамиан устремил взгляд на отчет, лежащий перед ним на полированном столе из черного дерева. Если на его лице и промелькнуло нечто похожее на эмоции, он не хотел, чтобы Онезимус это заметил.
– А что женщина?
– За матерью мальчика увиваются несколько ухажеров, но она, похоже, намерена оставаться вдовой. Всю свою любовь она отдает сыну, так что другому мужчине трудно будет занять место в ее жизни, не говоря уже о постели. Хотя все же есть такие, кто не отчаивается.
– Кто же это?
– Маркус Нобелиссимус, губернатор фемы,[18] например. Ваша щедрость сделала женщину богатой. Постоянный доход всегда привлекает амбициозного политика.
– Возможно, мне следует проследить за тем, чтобы этого Нобелиссимуса перевели на службу в Галлию, когда придет время, – задумался Дамиан. – Она его не поощряет?
– Нет, она сама пристойность, – заверил его Онезимус. Дамиан улыбнулся. Он помнил время, когда Калиста не думала о пристойности. Однажды жаркой ночью она ускользнула с виллы своего отца, чтобы встретиться с ним на руинах храма Эроса. В ту летнюю ночь они преподнесли достойное жертвоприношение богу любви и страсти. Если бы он себе позволил, то мог бы даже вспомнить вкус ее сладко-соленой кожи.
– Как она себя чувствует? Как она тебе показалась? – поинтересовался Дамиан, напоминая себе, что образ, который он носил в душе, изменился с течением времени.
– В ее волосах появилось несколько серебряных прядей, но ее талия такая же тонкая, как у молодой девушки. Годы пощадили ее, – Онезимус нервно сжал руки в своем обычном жесте. – И хотя вы никогда не спрашиваете, я думаю, мне следует вам сказать, что мальчик с каждым годом становится все более похожим на вас.
Дамиан несколько секунд смотрел на свои сложенные руки, пытаясь понять, что именно он испытывает. Гордость? Конечно, но гордость, смешанную с тревогой. Все отцы хотят, чтобы сыновья были на них похожи, но сам Дамиан сделал мало, чтобы быть настоящим отцом мальчику, если не считать его щедрых анонимных даров.
Прежде всего потому, что он не способен быть настоящим мужем его матери.
– Могу ли осмелиться предположить, ваша милость, что лучше было бы открыться своей семье? – произнес Онезимус. – Я уверен, что госпожа недоумевает по поводу того, кто присылает ей каждый год богатые дары. Без постоянного надзора даже самые богатые дары иссякают со временем. Госпожа далеко не глупа. Должно быть, она догадывается, что вы еще живы.
Дамиан поднялся и повернулся спиной к своему поверенному, пытаясь скрыть охватившее его волнение. Это плохо ему удавалось.
– Ты забываешься, Онезимус. Я прошу тебя только докладывать, а не советовать, – взмахом руки он отпустил его. – Больше не позволяй себе ничего подобного. Отдохни неделю и снова приступай к обязанностям. Я буду ждать твоего следующего доклада через три месяца, если не случится чего-то непредвиденного. Можешь идти.
Дамиан не оборачивался до тех пор, пока не услышал удаляющееся поскрипывание кожаной обуви по коринфскому мрамору. Доклады Онезимуса всегда причиняли ему душевные муки, но он требовал их четыре раза в год. Он мучился, выслушивая описания того, как живет без него его семья, зная, что не может рассчитывать на большее.
Он скатал в трубочку доклад своего поверенного. Калиста и его сын находились в безопасности. Оба были здоровы и ни в чем не нуждались. Для него этого было достаточно. Хотя он знал, что обманывает себя.
Дамиан налил себе чашу этрусского выдержанного вина из кувшина на столе. Несколько секунд он крутил чашу с янтарной жидкостью в руках, наслаждаясь запахом тонкого букета. Сделал медленный глоток. Однако теперь он не ощущал того макового вкуса, как в тот раз, когда в вино был подмешан опиум. Это было то же самое вино с того же самого виноградника. Его дали всем тем воинам, которые перестали быть мужчинами в тот памятный день.
Полк Дамиана попал в пекло адского боя с болгарскими племенами, отличавшимися особой жестокостью. Иногда в самых ужасных ночных кошмарах Дамиан все еще слышал их нечеловеческие вопли, которыми они выражали радость от поражения византийцев.
В старые времена в Риме использовалась практика казни каждого десятого воина из побежденной части, чтобы побудить остальных солдат сражаться сильнее. Болгаробойца решил кастрировать их. Во-первых, это оказывало даже больший стимулирующий эффект на остальных солдат, а во-вторых, создавало отличных, хорошо подготовленных чиновников для государственной службы.
Дамиан оказался десятым по счету. Теперь о возвращении домой к Калисте не могло быть и речи. Лучше, если она будет думать, что он погиб в бою, чем узнает о кастрации. Дамиан занял в императорском дворце, положение евнуха. Теперь он даже лучше мог обеспечивать свою семью, чем раньше, когда был полноценным мужчиной.