Лекс Раут. Императорский ловец - Марина Суржевская

– Все-таки ты зануда, Харт. Ну ладно, обойдусь без грелки. Если я замерзну насмерть, то упомяну тебя в завещании.

– Иди проспись, – он брезгливо отдернул руку.

– Есть командор, – гаркнул я, снова обдавая его миазмами. И развернувшись, потопал наверх, хватаясь за перила. Хотел еще исполнить какую-нибудь скабрезную песенку, но решил, что с Харта и этого достаточно, такого взгляда, полного отвращения и негодования, я давно не видел. В моей коллекции взглядов этот, под названием «сверни себе шею на лестнице, чернокнижник», расположился на почетном месте. До тройки лидеров, правда, не дотянул, там красовались взгляды Одри, заняв все пьедесталы.

Воспоминание заставило меня скрипнуть зубам и отбросить маску хмельного придурка. Я запер дверь комнаты, навесил охранки на дверь. Потом подумал и соорудил на кровати подобие фигуры из подушек и тюфяка, накрыл обманку покрывалом. Отбросил свой плащ ловца, вытащил из пространственного мешка черную меховую парку, оделся, засунул в карманы необходимые предметы. Волосы закрыл темным платком, как и нижнюю половину лица. Потушил лампу, постоял, прислушиваясь к голосам в нижнем зале, и распахнул оконную створку. Второй этаж мне не мешал, короткая левитация – и я уже стою на заднем дворе, у навесов с лошадьми. Правда, выводить кобылу не стал, решив не рисковать.

Прогуляюсь. Город небольшой, а времени у меня до рассвета. Успею.

Через час я второй раз за день оказался на том же кладбище. При свете тонкого месяца, плавающего в мутных тучках, жальник выглядел вполне мирно. Длинные чернильные тени ложились на дорожки между могилок, голые деревья тянули ко мне растопыренные пальцы ветвей, надсадно каркала озябшая ворона.

Я кинул в нее файер.

– Заткнись.

Птица возмущенно обложила меня карканьем и улетела, тяжело хлопая крыльями. Правда, недалеко, уселась на ближайший надгробный камень, кося оттуда любопытным вороньим глазом.

Я осмотрелся.

Для любого человека кладбище – место пугающее, для меня же – вполне обыденное. Ничего сакрального для чернокнижника в жальнике нет, и никакого трепета я, понятно, не испытывал. И пришел сюда лишь по одной причине – здесь меня точно не побеспокоят. Светлые маги на кладбище по ночам стараются не соваться, слишком много энергии смерти, усиливающейся по ночам, им от нее физически больно. Ну а мне в самый раз. Подпитаюсь заодно, раз уж пришел.

– Так, начнем, пожалуй, – пробормотал я, расчищая от снежка место возле старой могилки. Нарисовал углем символы, капнул в центр своей кровью. Вот этот момент меня всегда раздражает, не понимаю, почему для всех ритуалов я должен отдавать часть этой крайне нужной мне жидкости?

Но деваться было некуда, по-другому призыв не сработает.

Оглянулся.

Тихо. Мертво. Холодно.

– Эй, Ланта, тащи сюда свой красивый зад! – выкрикнул я.

Холодно, мертво, тихо.

И ни следа обворожительной красотки.

– Ланта, чтоб тебя демоны сожрали! Ты оглохла? – заорал я, ощущая, что начинаю замерзать. – Я не собираюсь торчать тут до весны, ожидая, пока ты припудришь носик!

Ти-ши-на.

– Лантаарея! Живо ко мне! – обозлился я и подпрыгнул, потому что вредная красотка запустила в меня шаровой молнией. Я затопал ногами, пытаясь скинуть с себя шипящий обжигающий шар.

– Уже согрелись, мой повелитель? – нежно пропела она, возникая на дорожке. Я возмущенно загасил шар и уставился на нее.

– Ты что себе позволяешь? Ты меня чуть не поджарила!

– Зато тебе не грозит отмороженный зад, повелитель, – без доли смущения заявила Ланта и уселась на могильную плиту, изящно расправив складки нежно-голубого платья. Одеяние было занятным – две полосы ткани, перекинутые через точеные плечи и скрепленные на талии золотым шнуром. Сказать, что фигура девушки в таком виде больше выглядела раздетой, чем одетой – это ничего не сказать. На присыпанной снежком и залитой лунным светом могильной плите почти раздетая Ланта выглядела столь чужеродно, что казалась видением. Хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться в ее реальности. Еще больше хотелось ущипнуть ее. Я на миг застыл, в очередной раз пораженный совершенством черноволосой красавицы. Белоснежная кожа мерцала при свете луны, волосы спадали свободными волнами на спину и плечи, глаза сияли звездами, а губы… я сглотнул.

– Ланта!

– Прости, – она рассмеялась. – Привычка.

Кархан зарычал и уселся у ног чаровницы, злобно посматривая на меня.

– Зачем ты его с собой таскаешь?

Кархан оскалился, Ланта погладила его по голове, словно собачонку.

– Он верный.

Я покосился на бывшего наставника. Человеческого в нем почти не осталось, кажется, он окончательно переродился. Слишком долгое и непрерывное нахождение рядом с темным артефактом смертельно опасно, а мой бывший учитель недостаточно силен, чтобы сопротивляться. Но к демонам Кархана, я пришел не для того, чтобы размышлять о его судьбе.

– У меня к тебе вопросы, – я тоже сел на камень.

– Я тебя слушаю, повелитель.

После того, как я отпустил Ланту, прятать ее не приходилось, теперь она могла принимать любую форму или просто исчезать до той поры, пока я ее не позову своей волей и кровью. Совершать призыв в Бастионе я не рискнул, слишком много магистров, могут заподозрить неладное. А мне не хотелось раскрывать свой козырь. Зато теперь представилась возможность.

– Во-первых, как мне избавиться от этого, – я расстегнул куртку и показал на медальон ловцов. – Ты можешь его снять?

– Увы, – она покачала головой. – Ты уже и сам понял, что это ошейник, мой повелитель, но в нем магия Бастиона. Снимет лишь тот, кто надел.

– Вот паскудство, – выругался я. – А так надеялся. Совсем никакого шанса?

Ланта развела руками.

– Я мало знаю о Светлой магии, мой властелин, мне она чужда.

– Ладно, проехали, без тебя разберусь, – огрызнулся я. – Тогда что ты знаешь об этих тварях? – я как смог живописал ей прозрачно-серых монстров, которых видел днем.

Лантаарея задумалась. Поперечная морщинка пересекла ее лоб, когда она нахмурилась.

– Ну же, – поторопил я молчащую девушку. – Ау, детка, не спи! Это у тебя впереди вечность, а я состарюсь, пока ты вспомнишь!

– Я ищу совпадения, – задумчиво протянула она. – Но…

– Но?

– Но ближе всего твое описание к марашерам. Правда, их не существует.

– Да ладно? – приподнял я бровь. – Эти несуществующие зверушки сегодня утром чуть не откусили от меня пару кусков. Для воображаемых у них весьма материальные и дурно пахнущие клыки!

– Марашеров описывал древний летописец в манускрипте сотворения, – так же хмуро отозвалась Ланта.

– Так, – я потер озябшие ладони. – А теперь еще раз и по-человечески. Без своих книжных заумностей.