Метод Лиепа: Философия тела - Илзе Лиепа

Андрис оставил сцену раньше, чем мог бы. Правда, он говорит, что перетанцевал все, что хотел. А потом в один день словно перевернул страницу — и нашел себя в другом. Какой же он упорный, этот Принц!

В театре вхожу в лифт вместе с костюмером мужских солистов. Она спрашивает: «Как там наш солнечный мальчик?»

Мы все в нашей семье, по сути, похожи. Среди нас есть более страстные и менее страстные. Но нас как-то по-настоящему хватает на одну «историю» с одним человеком. И только если она совсем «изживается», может наступить следующая… а может и не наступить…

Мои родители расстались, прожив вместе 22 года. Сколько я помню, это был вечный поединок характеров. Но кто нам обещал, что наша жизнь должна быть безоблачна? Мужчины и женщины — мы такие разные. Как мы вообще уживаемся вместе?

После расставания родителей мы с отцом старались часто встречаться. Встречались вдвоем. Помню такую славную его интонацию в телефонной трубке: «Маленький, это папа».

Его «новая» жизнь меня ошеломила. Маленькая квартирка на маленькой улице, которая почему-то называлась Большой. Какая-то кошка бродит по дому, утята (!) плавают в ванной.

Горький сказал, что Дункан в жизни Есенина олицетворяла все то, что тому было не нужно.

И как-то со всем этим предстояло жить. Детство отца закончилось не тогда, когда он мальчишкой покинул свою родную Ригу, — оно закончилось, когда отец оставил тот мир, который и являлся его реальной жизнью.

«Поговори с мамой. Может быть, она смогла бы простить меня.» Его Маргарита была мамой не только мне и моему брату, но и ему.

В одном из последних телефильмов об отце за кадром звучит его голос, звучит глухо, трагически: «Быть может, как и все, я делал много ошибок в жизни, но в одном меня никто не может упрекнуть — в своем искусстве я всегда все делал по максимуму».

Непоправимые ошибки. Иногда оглядываешься и не понимаешь: как можно было, например, обидеться на отца из-за ерунды и не помириться с ним? Не успеть помириться, потому что отца не стало.

Андрис (он тогда работал в Нью-Йорке и был на пике успеха) прислал для отца шикарное кожаное пальто. Сказал мне: «Отдай скорее отцу — пусть порадуется».

Не успела. Непростительно.

За Изменой себе и вообще — Изменой, за Преступлением черты и вообще — Преступлением следует хаос, опустошенность, расплата.

Так и в его жизни. А что он сам считал непоправимым?

На обратной стороне литографии, где Пушкин и Натали в профиль, подпись: «Моей Натали — твой Пушкин». Наивно. мило. правда?

Как-то он позвонил, сказал, что находится рядом, спросил, можно ли зайти.

Пришел. Мы были одни. Сел в кресло, озирался по сторонам. Казалось, не мог надышаться воздухом дома — его дома.

— Ты только, пожалуйста, не забывай проверять веревочки у икон и гравюр, они со временем перетираются.

Я обняла его сзади — он замер.

— У меня в жизни никогда не было таких нежных рук.

Мы оба плакали.

Моя сводная сестра Маша родилась 27 октября 1979 года. И это совсем другая история — она никак не связана с расставанием моих родителей.

Маша появилась, наверное, чтобы одарить отца своим милым детским лепетом в его последние годы. Отец никогда не говорил со мной о ней. Может быть, не хотел ранить? Может быть, ждал шага с моей стороны?

Но первый раз я увидела Машу на похоронах нашего отца, ей было девять лет.

А второй.

Мы с мужем приехали посмотреть дипломный спектакль Щукинского училища. Весна чувствовалась во всем, у подъезда училища тоже было оживление. После спектакля садимся в машину, продолжая обмениваться впечатлениями. Кто-то стучит в окно с моей стороны.

У меня плохая память на имена, и я всегда боюсь не вспомнить, как кого зовут, но лица я запоминаю хорошо. А тут мучительно ищу в памяти: кто это? Поклонница? Нет, не похоже. Журналистка? Я вглядываюсь в стоящую за окном высокую светловолосую девушку, а машина медленно начинает отъезжать.

В ее поведении мне что-то показалось необычным. Она наклонилась к окну и спросила: «Вы меня не узнаете?» И столько в этом симпатичном лице было внутренних переживаний — оно было переполнено невероятными эмоциями: и робостью, и надеждой, и ощущением собственной беззащитности, и растерянностью. Целый шквал эмоций!

И вдруг, в один момент, вспомнилось: кто-то говорил, что на курсе вместе с чьей-то дочкой учится «какая-то Лиепа — кто она вам?».

А еще раньше, время от времени, возникали мысли, что надо бы как-то поискать. Все-таки есть где-то СЕСТРА!

Это были доли секунды, но мы обе, наверное, прожили целый отрезок жизни. От нахлынувшего волнения я позабыла, как ее зовут. И не зная, как объяснить мужу происходящее, беспомощно озиралась вокруг. Потом, сообразив, что мы в машине и мы двигаемся, наконец сказала что-то похожее на: «Останови. ЭТО. машину. (Как же ее зовут?) Моя сестра!»

Потом уже мы назвали нашу встречу «мексиканским сериалом». А тогда мне и в голову не приходило, ЧТО разыгрывалось полчаса тому назад в стенах Щукинского училища, студенткой которого была Машка.

Кто-то из ее однокурсников увидел меня на спектакле, и понеслось по коридорам: «Лиепа, Лиепа — там Лиепа!!!»

Конечно, все знали, что мы сестры. Но знали также и то, что мы незнакомы. Она очень хотела подойти, но страшно боялась. А вдруг я сказала бы: «Не хочу тебя знать, и нет у меня сестры». Ребята же поддерживали ее, говорили, что подойти надо обязательно.

— А что я скажу?

— Неважно что. Ты, главное, подойди, а там все само собой образуется!

Стайка однокурсников собралась на ступеньках института — и как «группа поддержки», и как «зрительский амфитеатр».

И вот они видят, что Машка подходит, стучит в окно машины, а машина в это время отъезжает!!!

Машка в отчаянии отвернулась, чтобы не было видно слез, которые уже стояли в глазах. Но я успела их опередить, выскочив из машины (так и не вспомнив от волнения, как ее зовут), воскликнула: «Ну, конечно, я тебя узнала!» Взяла ее за плечи, и мы крепко обнялись. «Амфитеатр» рыдал!

Она что-то лепетала, я кивала головой. Слава (мой муж) вышел из машины (он и не знал, что у меня есть сестра).

— Это моя сестра. Маша, — сказала я ему, приходя в себя.

Я сразу позвонила маме и рассказала о встрече — не знала, как она отреагирует, и немного волновалась. Возникла долгая пауза.

Потом мама сказала: «Ну и очень хорошо. Разве дети виноваты в том, что делают родители? Конечно, надо общаться!»

Она приняла Машку сразу, всем сердцем, как я и, конечно, Андрис.