Нефритовый Глаз - Дайан Вэйлян

— Бараний шашлык по-монгольски! Денег не возьму, если язык не проглотишь!

— Сдохнуть мне на этом месте!

— Сколько за пакет?

— Слоеные блины по-пекински! Разевай роток на восьмой блинок!

Мэй отыскала ресторанчик почище, села за столик у окна и заказала говяжий суп с лапшой и специями. Огромную порцию подали в миске размером с небольшую корзинку. Вылавливая палочками лапшу, Мэй сквозь тюлевую занавеску наблюдала за тем самым мальчишкой из антикварной лавки, который всю дорогу следовал за ней по пятам. За соседним столом в клубах табачного дыма громко разговаривали трое мужчин с раскрасневшимися от выпитого лицами.

Закончив обедать, Мэй вышла из ресторанчика и, постукивая каблучками, быстро зашагала обратно на запад. Резко свернув за угол, она остановилась и оглянулась. Потом пошла еще быстрее. После нескольких таких маневров Мэй вновь очутилась на широкой пешеходной улице Люличан. Здесь она вошла в первый попавшийся магазин и затаилась, спрятавшись за деревянную колонну.

— Эй, ты зачем за мной подсматриваешь? — спросила она влетевшего следом за ней мальчишку.

Тот вздрогнул от неожиданности и промямлил, смущенно улыбаясь:

— Мне дядя велел.

— А ну-ка пошли к твоему дяде! — скомандовала Мэй.

Сидя на стуле из красного дерева в задней комнате антикварной лавки, Мэй отсчитала восемь банкнот по сто юаней, но не торопилась передавать их старику.

— Значит, вы таки видели чашу?

— Не совсем так. Я видел только фотографии, но думаю, это та самая.

— Вы что, не уверены?

— В моем возрасте уже ни в чем нельзя быть уверенным, — промолвил старик. — Примерно с полмесяца тому назад в мою лавку зашел молодой человек, показал мне фотографии и спросил, сколько я заплачу за очень древнюю ритуальную чашу, — неторопливо рассказывал он, потирая руки. — Под молодым я подразумеваю лет под пятьдесят.

— И что вы ему ответили?

— Он сказал, что чаша относится к эпохе династии Хань. Это значит, ей более восемнадцати столетий! Такой товар, что называется, руки обжигает. По закону из Китая нельзя вывозить предметы старины, произведенные до тысяча семьсот девяносто четвертого года, то есть иностранцу такую вещь не продашь, а китайцам она не по карману. Но, сами понимаете, всегда найдутся способы выйти на покупателя. Конечно, опасно вывозить чашу за границу — рискуешь поплатиться головой. Так я и сказал тому парию, мол, если товар настоящий — а он поклялся могилой своей матери, что чаша подлинная, — то может рассчитывать на сумму в двадцать тысяч юаней. Больше он здесь не появлялся.

Торговец говорил медленно, то и дело останавливаясь и подыскивая слова.

Мэй тем временем как следует рассмотрела старика. Волосы его поредели и высохли, как скошенная трава. С лица не сходило виноватое выражение. Он владел довольно большой антикварной лавкой, забитой никому не нужным хламом, но продолжал тащить в нее всякую рухлядь в надежде на чем-нибудь разбогатеть и стать равным среди сильных мира сего. Мэй подивилась разговорчивости, проснувшейся в нем при виде денег у нее в руке. Перед ней сидел обычный скряга и перекупщик, который строил из себя птицу высокого полета, намекая на возможности сбыть «горячий товар». Однако одного взгляда на лавку и ее хозяина хватило, чтобы понять — нет у него ни средств, ни смелости прокрутить большое дело.

— Если честно, я ему не поверил, — добавил антиквар. — Все мало-мальски ценные предметы старины давно распроданы или уничтожены, ничего не осталось. На Люличане торговали еще мои отец и дед. В пятидесятых пришли они и скупили весь товар подчистую. А позже «культурная революция» позаботилась о том, что еще сохранилось.

Произнеся «культурная революция», старик перестал потирать руки и опустил глаза.

— Кто это «они»?

— Разные государственные учреждения — музеи, библиотеки, университеты и прочие. В наше время есть только два способа отыскать что-то действительное ценное. Для этого надо либо быть удачливым расхитителем гробниц, либо охотиться за антиквариатом по всему миру, но тоже если повезет. Тот парень не занимался ни тем ни другим.

— Почему вы так решили?

— Расхитители гробниц не работают в одиночку и обычно продают несколько вещей. А тот заявился один и ничего, кроме чаши, мне не предложил. Не был он и охотником за антиквариатом, потому что ничего не смыслил в древних ценностях — я его прощупал, уровень ниже дилетанта.

— Вы знаете его имя или гостиницу, в которой он останавливался?

Старик отрицательно покачал головой.

— Помню, он упомянул только, что приехал из Лояна.

— Можете описать его внешность?

— Значит, так: среднего роста, крепкого телосложения. Руки большие, явно рабочие, возможно, вкалывает где-нибудь на заводе. Недурен собой, если не обращать внимания на шрам.

— А в каком месте шрам?

— На лбу, прямо над левой бровью. Похоже, попался под чью-то горячую руку.

Старик протянул за деньгами раскрытую ладонь.

— И последнее, — сказала Мэй, — кому, по-вашему, он продал чашу?

— Откуда мне знать?

Мэй молча ждала.

— Ну ладно, есть тут один сомнительный тип, владелец особняка с магазином дальше по улице. Все его называют Папаша У. Торговец он не слишком умелый, но тем не менее дела у него идут очень хорошо. Такой, как мне кажется, пойдет на любую сделку.

Папаша У стоял посреди своего просторного магазина, расставив ноги, и смотрел на Мэй ничего не выражающими глазами. Великаном его назвать было сложно, но тело, казалось, состояло из сплошных мускулов. Лицо чисто выбрито, волосы коротко пострижены. На вид Мэй дала ему больше сорока, но насколько больше, определить затруднилась. Он не спрашивал, кто и зачем прислал ее, просто стоял и замораживал ледяным взглядом.

Мэй представилась агентом богатого коллекционера, интересующегося недавним приобретением Папаши У. Она развернула перед ним все ту же газетную вырезку, которую показывала остальным торговцам.

Папаша У мельком взглянул на фото и тут же намертво замкнулся в себе. Возникший в его глазах огонек заинтересованности в связи с появлением очередной покупательницы мгновенно угас.

Не сказав ни слова, он отошел к молодому продавцу, стоящему позади пары голубых ваз в стиле эпохи Мин. Они посовещались вполголоса, склонив друг к другу головы и поглядывая на Мэй, потом разошлись в разные стороны. Папаша У исчез в задней комнате, а молодой продавец направился к посетительнице. Она усмехнулась, понимая, что парню будет непросто выставить за дверь хрупкую, хорошо одетую женщину. Но делать ей здесь было больше нечего, поэтому Мэй повернулась и вышла.

Через улицу напротив магазина Папаши У располагался рыночек, где с лотков торговали разной антикварной мелочью вроде каменных печатей и старинных украшений. Лотки были составлены в виде замкнутого прямоугольника, внутри которого на табуретках и складных стульях сидели продавцы.