Хулиганка и бунтарь - Виктория Александровна Килеева

Я пока не уверена, что Клюгер — моя судьба.

Клюгер повёз Люсю в ресторан «Ex-clusiff».

— Ты похожа на эльфийку, — ласково признался он.

— Да-а? — протянула Люся, задвигая свои ноги половозрелого хоббита подальше под стол. — А ты что, толкинист?

— Я орк, — усмехнулся Клюгер.

— Понятно. Самокритичность — это хорошо, очень редкое сейчас явление. А что во мне эльфийского?

— Длинные светлые волосы. А ещё… у тебя божественная форма ног, — уклончиво заметил Клюгер.

— Только форма? — расстроилась Люся.

— И всё остальное.

— Ты извини, я отойду.

Люся вышла в туалет, а, вернувшись, услышала, как Клюгер вещает в телефон:

— Да, сижу тут с одной. На мордашку — вроде ничего, ножки только кривоваты, но это даже трогательно, придаёт ей хрупкой незрелости. Одно напрягает — дылда чересчур.

Романтичное Люсино настроение валялось у неё где-то в ногах.

— Не помешаю? — буркнула она, неизящно приземлившись на стул.

— Ладно, пока… Извини, мне друг звонил. Ты какой коктейль будешь?

— Молочный, — строго сообщила Люся.

— А покрепче ничего не хочешь? — хмыкнул Клюгер.

— Не в твоей компании.

— Боишься потерять контроль?

— Скорее, самоуважение.

Два часа спустя.

— Секс был? — привычно поинтересовалась Катя.

— Единственный акт, который между нами состоялся, был речевым, — злобно отозвалась в трубку Люся.

— Жаль. Я ждала подробностей.

— И не дождёшься. Ничего у нас с ним не получится.

— Почему?

— Пять сантиметров.

— У него?!

— У меня! Я на пять сантиметров выше его.

— И чё?

— Для Клюгера это проблема.

— Ой, не-е, нам такой с комплексами не нужен, — сказала Катя. — Потом всю жизнь попрекать тебя будет. Тоже мне, Наполеон.

— Я как чувствовала, что ничего не выйдет.

Вдруг Катя встрепенулась:

— Слушай, а как Клюгера-то звали?

— Не помню, я к нему по имени никогда не обращалась. — Люсе потребовалось сильно напрячь память. — Вроде Женя.

— Да, «Клюгер» как-то повыразительнее.

Утром на Люсю нашло пасмурное настроение, поэтому оделась она очень вызывающе. Впрочем, штабелями никто не укладывался, только смотрел.

Узрев её лиловые в жёлтый ромбик колготки, Катя не смолчала:

— Лысюк, твои колготки— это пощёчина общественному вкусу[23].

— А мне нравится! — Люся села за рабочий стол и надела наушники. — Людмила. Здравствуйте.

— Здравствуйте… Полгода назад я похоронила мужа. Его телефон я положила ему в гроб…

«Интересно, с кого она брала пример — с японцев, опасающихся летаргического сна, или с египетских фараонов, с которыми хоронили всё их барахло?» — задалась вопросом Люся.

— И вот я решила ему позвонить. — Эта фраза мгновенно прогнала из Люсиной головы египтян и японцев. — И каков же был мой ужас, когда мне ответил мужской голос! Кто это — ангел, демон?! Я бросила трубку, я испугалась!

Еле сдерживая смех, Люся объяснила, что если абонент не пользуется сим-картой более трёх месяцев, его номер переходит в резерв, а ещё через три месяца может быть продан другому абоненту. Этого не знала бедная женщина, едва не пережившая инфаркт.

— Вить! У меня комп своей жизнью живёт.

— Завис?

— Нет, мышкой сам шевелит.

— Полтергейст, что ль, завёлся?

— Да просто курсор по экрану летает.

— Щас приду.

— Жду.

Пока Витамин хакерствовал в её компьютере, Люся мрачно пила кофе.

— Слышь, Люсинда, — спросил Витомир, — а почему вы называете свой центр «колокольней», а друг друга — «колоколами»? Хетцер говорила мне про какую-то логику дерева, но я ничего не понял.

— Дериватология, наука о словообразовании. Мы сидим в колл-центре, а английское to call — звонить — родственно русскому слову «колокол», и для нас это ещё своеобразная контаминация из слов «колл» и «коллега». Поэтому мы зовём друг друга «колокольчиками».

— Понятно, — кивнул Витамин, — мудозвоны вы тут все.

[19] Испанский сапог — пыточный агрегат, применяемый во времена инквизиции.

[20] Название сборника поэта-футуриста Сергея Третьякова.

[21] Казимир Малевич был художником-оформителем спектакля «Мистерия Буфф» по пьесе Маяковского.

[22] Начало стихотворения Владимира Маяковского «Письмо Татьяне Яковлевой».

[23] Название манифеста поэтов-кубофутуристов в начале XX в.

-6-

Вскоре у Люси на работе завёлся поклонник. Воздыхателю едва минуло двадцать, и девушка ему очень нравилась. Он ещё учился, был моложе Люси на целых два года и категорически не вписывался в её представление об идеальном мужчине. Звали студента Вовой, но очень быстро это имя было забыто и заменено более «говорящим» прозвищем.

Как-то Вова собирался домой, а смена Люси ещё не закончилась. Тихо приблизившись к даме своего израненного сердца, Вова спросил:

— Хочешь, я сделаю тебе приятное?

Люся насторожилась и смерила его недобрым взглядом.

— А ты уверен, что мне будет приятно?

— Будет. Просто скажи, что ты любишь больше всего?

— Честно? Этимологию.

Студент растерянно задумался.

— И всё?

— Ещё животных люблю.

— Включая всяких гадов и козлов! — ввернула Катя.

Вова безнадёжно вздохнул.

— А ещё?

— А ещё помидоры.

— Ясно, — кивнул Вова и ушёл.

Через полчаса он вернулся на работу с банкой солёных огурцов.

— Извини, помидоров дома не было. Зато я принёс тебе огурцы.

Подарок был отдан беременной коллеге, а романтичный студент приобрёл с тех пор новые прозвища, как то Огуречный маньяк, Огуречных дел мастер или просто Огурец. С учётом того, что слово это происходило от греческого «незрелый», прозвище шло ему невероятно.

В тот вечер Денис «вроде бы» обещал приехать. Усталая Люся еле-еле доползла до дома. Сейчас бы поесть и завалиться в кровать. Но… нет. Вдруг он всё-таки придёт? Скупая надежда не давала расслабиться.

Люся заставила себя начать уборку буквально силой. Было тяжело, хотелось спать, но она не могла позволить себе такую роскошь, как отдых.