Как я увела жениха с чужой свадьбы - Дарья Волкова

А я… А у меня…

А мне дико тоскливо и одиноко в огромной огаревской квартире. Я села в гостиной перед выключенным телевизором и пригорюнилась. И потом призадумалась.

Как так вышло, что за неполный месяц я привыкла? Привыкала к этой квартире, к этому человеку. Говорят, для выработки новой привычки нужно три недели. Ну что, можно с уверенностью констатировать: привычка «Огарев» закрепилась в сознании. Я привыкла к тому, что ему надо бормотать, к тому, что рассказываю ему про свои нескучные эпиляторские будни, к его заливистому смеху, к тому, как он ест горячий суп прямо из кастрюли половником, к его мату по телефону, к тому, что где-то рядом постоянно мелькает крупная широкоплечая фигура, к его сопению в темноте спальни. При-вык-ла. И воспринимала уже, как нечто естественное, как часть жизни. Что делать с этим будем, Тоня Карманова?

Я потянулась за сигаретами. Отложила. Потом взяла телефон, открыла инстаграм. Нового контента уже давненько не было — ни моей красной шевелюры, ни тарелок борща. Что там говорил Ярослав, когда уламывал меня на эту авантюру? Недели две-три, чтобы все успокоилось?

Это время вышло. Виолетта, судя по всему — смирилась. ТетяГаля — я надеюсь! — тоже. Пора бы и честь знать и возвращаться в свои пенаты из огаревских конюшен.

А ты тут сидишь, Антонина. Чего ждешь? Когда попросят с вещами на выход?

А может быть, Ярослав Огарёв, сын завкафедрой русского языка, настолько хорошо воспитан мамой, что не может себе позволить указать девушке на дверь. И ждёт, когда ты, дура недогадливая, сама сообразишь, что пора бы и честь знать?

Вот приедет Ярослав завтра — и я ему скажу, что возвращаюсь домой. От этой мысли мне стало совсем тоскливо, но я принялась мужественно бодриться. Это же правильное решение. Пра-виль-ное. Включила телевизор. И в этот момент в дверь позвонили. Я так и замерла с пультом в руке. За все время, которое я жила в этой квартире, сюда никто посторонний не приходил. Ну, кроме тети Стеши, которую я так и не увидела ни разу. А это кто?

Кто бы там ни был, он пришел явно не ко мне. К Ярославу. Поэтому дверь открывать мне никак не с руки. Поэтому я сидела и продолжала ждать, когда посетитель уйдет. А он никак не уходил. Звонок продолжал трезвонить. Я и решила пойти, полюбопытствовать, кто там такой настойчивый. К двери я подошла на цыпочках, осторожно поднял задвижку глазка. И обмерла от того, кого там увидела. А, может быть, это пришли вовсе не к Ярославу, а ко мне? А даже если к нему… Как говорится: «- А где старушка? — Я за неё».

Вот, я за Огарёва. И я гостеприимно распахнул дверь огаревской квартиры.

— Что нужно?

Не самое вежливое начало беседы, но, как оказалось, воспоминания о милых соседских проказах были еще свежи.

— Ты не пригласишь меня войти? — поинтересовалась Виолетта.

— Зачем? — все так же нелюбезно поинтересовалась я. Вообще, если посмотреть со стороны, то это все выглядело мерзко. Я — в глазах Виолетты — выглядела мерзко. Я это чувствовала, мне было стыдно, и поэтому я вела себя агрессивно.

— У меня вещи кое-какие остались, мне нужно забрать. Ярослав мои сообщения и звонки игнорирует, иначе я бы договорилась заранее.

Виолетта, в отличие от меня, говорила спокойно и вежливо. А мне хотелось орать. Или захлопнуть дверь. Последнее вообще полный писец. Вся такая разлучница не пускает несчастную бывшую на порог квартиры, чтобы та могла забрать свои кровные вещи. На которые ты, Тонька, между прочим, уже покушалась!

Я распахнула шире дверь.

— Проходи.

Пока мы шли спальню, Виолетта обшаривала квартиру цепким взглядом. И я подумала, что, может быть, зря ее впустила.

Но Виолетта пока не торопилась оправдывать мои подозрения. Достала из сумочки пакет и принялась методично складывать свои вещи. Я стояла, прислонившись к дверному косяку плечом, и наблюдала. Словно боялась, что она что-то лишнее, не свое возьмет. Бред. Дурдом. На душе снова стало гадко-гадко.

Виолетта собрала вещи быстро, время тянуть не стала. И когда я уже почти выдохнула облегченно, она мне вломила.

— Тонь, — Виолетта поставила пакет у своих ног. — А тебя совсем совесть не мучает?

— Оставь душеспасительные беседы для тетьНюры, — огрызнулась я. — Все взяла? Тогда пойдём. У меня еще дела есть.

— Тебя пример матери ничему не научила, да? — Виолетта смотрела на меня так, что я всей кожей ощутила ее моральное превосходство. Это было совершенно новое состояние, и оно мне совсем не понравилось!

— Повторяю для глухих — дверь там! — рявкнула я.

Виолетта, ведомая всем тем же моральным превосходством, посмотрела на меня снисходительно. Поставила взятый было в руки пакет с вещами обратно на пол.

— Ты думаешь, что это так круто, да? Взять — и забрать чужого мужчину? Мать твоя так сделала, и ты туда же? Ну и подумай сама — принесло это твоей матери счастье, Тоня? Была ли она счастлива от того, что отбила чужого мужчину?

Мне стало так плохо, что я даже не смогла ничего ответить. А чтобы у меня слов не нашлось — это прямо невиданная ситуация. Виолетта могла бы собой гордиться.

— И ты не боишься, Тоня, что тебя постигнет та же участь? — Виолетту понесло совсем в высокопарные выси. — Не будет тебе счастья, Тонька, как не было его у твоей матери. Так и будешь весь век одна куковать, а потом…

— Так, пошла вон отсюда, пророчица хренова! — заорала я. И двинулась на Виолетту. Та, видимо, вспомнила, чем кончилось наше очное противостояние и, подхватив пакет, споро посеменила на выход. Но, уже выскочив за порог и почувствовав себя в безопасности, выпалила напоследок.

— Так все и будет, помяни мое слово!

— Не изображай из себя Кассандру, она плохо кончила!

Перед тем, как захлопнуть дверь, я еще успела заметить взметнувшиеся вверх брови Виолетты. Видимо, о троянской царевне она не знала. А во мне два курса исторического всегда так некстати просыпаются.

И с мыслью о Трое я пошла грабить огаревский бар.

***

Сначала мы со стариной Джеком выпили за упокой души Кассандры, отца ее Приама и брата ее Гектора. И после третьей рюмки мысли мои вернулись из покрытых пылью времен Трои к делам совсем недавно минувших дней. Что такое моя жизнь, если сравнить ее с историей Трои, в самом-то деле? Но когда дело касается лично тебя, то трагедия целого разрушенного и разграбленного города меркнет по сравнению с тем, что случилось в твоей жизни.

Если рассуждать без эмоций и отстранённо, то и Виолетта, и мамаша ее сказали правду. В каком-то — для меня совершенно извращенном смысле — это было правдой.

В обыкновенной российской деревне, в крепкой сельской семье было две дочки — Антонина и Алевтина. Разница между сестрами была небольшая, два с половиной года, дружны были между собой очень, да и похожи здорово — темноволосые, темноглазые, скуластые, крепкие.