Перелетные птицы - Алла Кроун

Яства, которые подавали им на этом поистине эпикурейском ужине, настолько запомнились ей, что даже через много лет она чувствовала их вкус. Они ели белужью икру, намазанную на маленькие тонкие кусочки белого хлеба, и пили подчеркивающее ее вкус шампанское из тяжелых хрустальных бокалов. Пальцы Нади дрожали, когда она бралась за холодную граненую ножку. Она любила тонкий вкус красной лососевой икры, которую ела дома, намазывая на толстые куски ржаного хлеба с маслом, но эти крошечные жемчужины, растворяясь в шипучей сладости вина, давали ни с чем не сравнимое удовольствие. Копченый гусь с острыми пряностями и мороженое с заварным кремом на десерт также были для нее невиданными деликатесами, о которых Надя только читала в книгах да журналах.

Когда с едой покончили, Алексей расстегнул доломан и сыто откинулся на спинку кресла. Его шея открылась, он почему-то стал казаться очень ранимым, и Надя с трудом поборола охватившее ее желание нежно поцеловать ямку между его ключицами. По ее венам разлилось тепло. Воздух в комнате сделался шелковым, а где-то там, за толстыми стенами заплакала цыганская скрипка.

Надя прислушалась к музыке, не решаясь смотреть на Алексея. Она не могла поверить, что это действительно происходит с ней. Этот молодой мужчина показал ей мир, который без него она никогда не увидела бы, — чарующий мир красоты, который волновал чувства и уносил разум в другие измерения, где не существовало ничего обыденного и мещанского.

Когда надрывная цыганская песня сменилась венским вальсом, Алексей стремительно поднял ее за руки с кресла, крепко обнял и закружил по комнате. Хотя рост у нее был средний, она, казалось, идеально подходила под его высокую фигуру.

— Вы изумительно танцуете, Надя! — восторженно произнес Алексей. — Так легко следуете за мной. Интересно, кто вас научил?

Комплимент был Наде приятен, и она улыбнулась.

— Сергей. Я танцевала только с ним.

— Вы что же, никогда не танцевали ни с кем другим?

В голосе его слышалось неподдельное удивление, и Надя вспыхнула: ей не хотелось напоминать ему о своей юности или признаваться, что она до сих пор ни разу не была на балу.

— Сергей — лучший танцор из всех, кого я знала, — сказала она и торопливо прибавила: — То есть до того, как встретила вас.

Алексей прищурился и крепче взял девушку за талию.

— Вы о нем так часто говорите. Если бы он не был вашим братом, я начал бы ревновать.

Он кружил ее все быстрее и быстрее, и наконец Надя в изнеможении, еле держась на ногах, прижалась к его плечу и смущенно засмеялась.

— Никогда раньше так быстро не танцевала, — задыхаясь, промолвила она. Его теплые губы коснулись ее шеи, и в тот самый миг дыхание Нади замерло от огня, охватившего все ее тело.

И ночь превратилась в сплав музыки и слов, в поэму чувств, в бархатные прикосновения и трепет. Сомнение, продлившееся не больше доли мгновения, растаяло вместе с чувством стыда — оттого, что они приближались к тяжелому занавесу в конце комнаты, который скрывал то, что Надя поначалу приняла за окно. В действительности же это был альков с мягким диваном. Сброшенные одежды, темнота, мягкая перина — все это перестало иметь значение, расплылось, ушло куда-то в сторону, и она отдалась мягким, неспешным ласкам.

Его нежность и сдержанность, неторопливость в проявлении страсти успокоили ее страхи и одновременно разожгли в ней огонь. Время остановилось. Это был сон, но в то же время не сон, последовательное единение ощущений, которые текли спокойным ручьем, потом замирали и перед мигом наивысшего блаженства стремительно превратились в бушующий поток, захлестывающий с головой. И в тот миг эту центростремительную силу ничто на земле, никакая власть не смогла бы укротить.

Настолько мощным был рвущийся наружу порыв, настолько мучительным было томление, что боль, возникшая, когда освобождение наконец наступило, стала желанным избавлением от невыносимой тяжести.

И Надя, вырванная из серых будней повседневной жизни, брошенная в мир роскоши, обласканная вниманием и заботой, поднялась к самым вершинам мира фантазий, в котором любовь и покорность судьбе исключают сомнения и здравый смысл.

Перейдя рубикон, она могла лишь дивиться своему везению, ведь ее выбрал такой замечательный мужчина. И несмотря на события последующих лет, она никогда не жалела об этой их первой ночи.

Когда ее везли домой, Надя смотрела на проплывающие мимо пустынные улицы сквозь полуприкрытые веки. В объятиях Алексея, расслабленная после пережитого удовлетворения, она не говорила, боясь, что слова могут разрушить окружающий их хрупкий мир.

На этот раз Алексей высадил Надю ближе к дому, чем обычно.

— Дальше я ехать не могу. Все хорошо, моя голубка? — прошептал он, целуя обе ее руки.

Она кивнула и улыбнулась. Алексей мягко сжал ее пальцы.

— Когда я увижу тебя снова?

— Как только смогу опять улизнуть из дому.

Ее комната была полна летних ароматов. Надя, с наслаждением растянувшись под покрывалом, закрыла глаза и улыбнулась. Ее охватило необычайное возбуждение. Алексей вел себя как истинно благородный человек, кем несомненно и являлся. И это она соблазнила его, она, сама страсть, пробудившееся в ней женское начало. Осознание того, что она обладает такой властью над этим утонченным и красивым аристократом, кружило голову. Он любил ее, и они обещали друг другу всегда быть вместе.

В последующие дни и недели Надя стала гораздо реже заниматься уроками, чтобы освободить время для свиданий с Алексеем. Слава Богу, удовлетворительные оценки она могла получать без особого труда. Теперь девушка вела двойную жизнь, и уже почти не могла скрывать переполнявшее ее счастье. Она понимала, что, пока не окончит гимназию, никаких планов строить нельзя. Ее тайна придавала остроты повседневной жизни и вместе с тем наполняла скукой часы, проведенные без Алексея. Надя начала писать полные страстных чувств стихотворения, которые прятала у себя в письменном столе, и старалась избегать пытливых взглядов матери.

А через несколько месяцев она узнала, что мать умирает.

Ранняя осень сменила летние месяцы, и быстро наступившая зима накинула на улицы города покрывало из свежего снега. До российской столицы доносились отголоски бед, происходивших в Европе, но Надя не задумывалась о них. Ее связь с Алексеем продолжалась. Когда для вечерних отлучек находить объяснения стало трудно, на смену свиданиям в клубе пришли встречи днем. Ей было проще сказать родителям, что в какой-то из дней она придет из гимназии попозже, чем видеть хмурые, подозрительные глаза Сергея или слышать материнские вздохи и встречать ее настороженные взгляды. Лишь однажды мать попыталась расспросить ее. «Я не хочу, чтобы потом ты о чем-либо жалела, Наденька», — сказала она с таким печальным видом, что Надя тут же принялась неистово отрицать, что вообще с кем-то встречается. Это была ее тайна, и она решила, что ни с кем не будет ею делиться. Ничто не должно вторгнуться в ее счастливый мир.