Ассасин - Симона Вилар

– Как думаешь, будет он покорен? – обратился Лузиньян к ехавшему рядом с ним Мартину. – Согласится ли вновь видеть во мне иерусалимского повелителя?

Мартин только пожал плечами. Это не его забота. Его куда больше интересовало, как проходит сам поход, восхищала выдержка и дисциплина крестоносцев. Даже хотелось верить, что все споры и интриги между главами армии не скажутся на ходе военных действий.

Армия двигалась вдоль побережья, растянувшись вереницей на несколько миль. Справа было море, слева – горы, где укрывшиеся мусульмане наблюдали за ее передвижением. В авангарде воинства двигались отряды тамплиеров в их белых плащах. Для Мартина немалое значение имело то, что его недруг де Шампер все время оставался среди своих рыцарей, охраняя Босеан – черно-белое знамя ордена Храма, – а это значило, что он без особой нужды не будет покидать свое место во главе колонны, так как магистр де Сабле, опытный флотоводец, находился не в войске, а на одном из кораблей идущей параллельно берегу флотилии. Это мерное движение судов подле марширующего войска было задумано Ричардом: флот должен был постоянно сопровождать сухопутные силы, держась у берега и тем самым прикрывая правый фланг колонны с моря на случай, если появятся суда Саладина.

Сразу за тамплиерами ехал и сам Ричард со своими вассалами из Англии, Нормандии, Аквитании, Анжу и Бретани – огромное войско, всецело преданное своему королю-паладину. Из этой массы Львиное Сердце выбрал небольшую проверенную группу воинов, и легкий летучий отряд короля оказывал помощь там, где это было нужно. Воины то и дело оставляли голову колонны и проносились вдоль всего строя, выявляя, где возникли те или иные проблемы.

В центре колонны крестоносцев двигались отряды короля Гвидо и его сирийских баронов. За ними следовали французы и бургундцы, возглавляемые Медведем Гуго и молодым Генрихом Шампанским. С ними был и любимец войск – веселый пьяница Жак д’Авен; правда, в походе он напрочь забыл о своем пристрастии к вину, и его колонна была одной из самых образцовых. В арьергарде же, защищая войско с тыла, двигались облаченные в черные накидки с белыми крестами силы ордена госпитальеров во главе с магистром Гарнье де Неблусом. С ними были и туркополы – мусульманские воины, оставшиеся служить христианам, а также лазариты, – и Мартину было спокойнее от мысли, что они находились далеко от него и он мог не опасаться быть узнанным кем-то из них.

В полдень был дан приказ разбить стан. Войско остановилось, обозные латники и оруженосцы стали растягивать на шестах тенты, под которыми рыцари и солдаты могли укрыться от палящих лучей и перекусить. Только пехота, устроившись за поставленными вертикально щитами, продолжала следить за отдаленными возвышенностями, опасаясь возможного нападения сарацин.

Король Гвидо, едва его нагретые доспехи облили морской водой и в тень под навесом принесли блюдо со свежими фруктами, неожиданно стал выражать неудовольствие оттого, что Ричард велел сделать привал, когда они прошли так мало.

Мартин взглянул на этого красавца с мокрыми обвисшими локонами с легким раздражением.

– Ваше Величество не должны говорить так. Ричард хорошо запомнил урок битвы при Хаттине. – Мартин намеренно не назвал Хаттинскую битву поражением, дабы не унижать Гвидо. – Ричард прекрасно понимает, что его армия будет страдать от палящего августовского зноя, поэтому, щадя своих воинов, повелел двигаться только в утренние часы, до наступления жары. Флот будет поставлять нам все необходимое на лодках, а темп, устраивает вас это или нет, будет задавать пехота. Так что поход предстоит долгий и мерный. К тому же, несмотря на свою легендарную отвагу, Ричард Львиное Сердце – осторожный полководец. Он во что бы то ни стало хочет сохранить армию, не доводя ее до истощения долгими маршами под солнцем.

Это как раз было то, чего не придерживался в свое время Гвидо, когда четыре года назад гнал армию в пустыню Хаттина на смерть по жаре и в полном безводье. И Гвидо смутился, опустил голову.

– Я вздремну немного, – произнес он и, закинув руки за голову, растянулся на попоне под тентом.

Мартин расположился в стороне, глядя на покачивающиеся неподалеку большие суда крестоносцев. На время стоянки на кораблях опустили паруса, и их корпуса слегка покачивались на синей глади моря. Ветер… Ветер был горяч, как густая нуга… Мерное покачивание кораблей навевало сон…

То, что он тоже задремал, Мартин понял, когда вокруг поднялась суматоха. Резко вскочив, он увидел всклокоченного со сна Эйрика, подбежавшего к нему.

– Нападение в конце колонны!

Там действительно что-то происходило, клубилась пыль, слышались выкрики и звуки труб, раздавался пронзительный сарацинский визг, громкое ржание лошадей. Расстояние не позволяло рассмотреть, в чем дело, но приказа поспешить в конец колонны на помощь не поступило, хотя Мартин и Эйрик из-за щитов видели, как мимо войска стремительно пронесся со своей группой рыцарей король Ричард.

Позже им все поведали. Оказалось, что большой отряд сарацин напал на рыцарей Госпиталя в арьергарде. Причем мусульмане не столько стремились схватиться с самими госпитальерами, сколько разили стрелами пасшихся в стороне от воинского стана коней. Госпитальеры остались в строю, закрывшись щитами и отстреливаясь, однако бургундец Медведь не мог видеть, как гибнут прекрасные, ни в чем не повинные животные, и велел своим воинам наскочить на сарацин. И тут же возникшие будто ниоткуда мамелюки Саладина напали на них. В результате они едва не пробили строй колонны, но вовремя подоспевший Ричард сумел отбить атаку и удержать бургундцев, рвущихся преследовать сарацин. А еще донесли, что в схватке королю очень помог некий рыцарь, который, когда Ричард приказал тому открыть лицо, оказался врагом английского короля Робером де Бретейлем.

– И как Его Величество отнесся к тому, что встретил своего врага-француза? – спросил Гвидо.

Оказалось, что восхищенный мужеством де Бретейля, который отчаянно сражался с набежчиками, Ричард просто обнял его и попросил забыть старые обиды. Даже взял его в свой летучий отряд рыцарей, ибо столь искусные воины нужны английскому Льву.

Когда солнце стало садиться и жара немного спала, колонна христианского войска продолжила свой путь вдоль моря. По рядам передавали горькую весть о том, что сарацины убили более сотни прекрасных лошадей. Король Гвидо, знавший обычаи сарацин, был озадачен; он не понимал, отчего мусульмане, сами любители этих благородных животных, вдруг стали убивать их, причем в таком количестве.

– Если Ваше Величество позволит, у меня есть кое-какие соображения на сей счет, – сказал Мартин, закупоривая небольшую флягу с водой, из которой только что отпил, – несмотря на вечернюю пору, жара не переставала донимать, в горле першило от песка, говорить было трудно. – Сарацины понимают, что без своих скакунов рыцари не представляют в бою такую опасность, как тяжеловооруженный конник. Когда наши доблестные воины выстраиваются в полный боевой порядок и колено к колену несутся лавиной, никто и ничто не в силах противостоять их атаке. Без своих же скакунов рыцари превращаются в обычных пехотинцев. К тому же в пустыне и на жаре непросто сражаться в пешем строю в рыцарских доспехах и с тяжелым боевым вооружением. Так что, приказав убивать наших коней, Саладин тем самым подготавливает себе победу.