Дикие груши - Магомед-Расул Расулов

Как-то Хамис Хадисовна встретила Минину мачеху на улице.

— С моей девочкой, думаю, все в порядке, — заговорила женщина, — она ведь и из дома-то редко выходит. Все над книжками сидит. Читает, читает, читает.

— Спасибо вам. Вы ей заменили мать. Создали все условия для учебы. Может, даже немного слишком ее опекаете. Не избалованной ли она вырастет?

Женщина смутилась. Наклонившись, она подняла с тротуара кусок булки, покачала головой и наколола его на ветку акации.

— Пусть хоть птицы поклюют. И как это могут люди хлеб выбросить! Сколько в нем труда и пота! Забыли, видно, как голодали…

— А как вы думаете, ваша Мина Подняла бы хлеб с земли? — спросила Хамис Хадисовна.

— Конечно, конечно, дорогая. Она хорошая девочка. Я ее всему учу.

— А я боюсь, что Мина пока довольно равнодушный человек. Мало думает о других.

— Но ведь она еще совсем девочка!

— Не такая уж и девочка. Семнадцатый год… А пуговицу сестренке она пришьет, если понадобится?

— Пришьет… почему же нет. Она умеет.

— Уметь-то умеет, а вот сочтет ли нужным? Я ведь знаю, что всю работу по дому вы поручаете младшим. А Мина принимает это как должное.

— Но… что мне делать… Мина может обидеться… Она все-таки сирота. Ей может показаться, что девочек я люблю больше. Ее бы это очень обидело. А девочки меня со временем поймут.

— И Мина должна бы вас понять. И стала бы еще больше вас уважать.

— Как бы я этого хотела! — призналась женщина со вздохом. — Трудно мне. Боюсь обидеть ее. Надо было с самого начала вести себя с ней построже. Но она такая впечатлительная, такая замкнутая. Я старалась, как могла, смягчить ее сердце. Отогреть ее.

Мина, конечно, ничего не узнала об этом разговоре. Но заметила, что в последнее время мачеха стала как-то особенно тепло говорить об их учительнице литературы. А Хамис Хадисовна — чаще других приглашать Мину к себе домой. Иногда они вместе что-нибудь стряпали или шили. И не раз учительница хвалила ее:

— У тебя, девочка, легкие руки — все получается…

На следующий день после бала Сарат Магомедовна позвала Мину после уроков в учительскую.

— Значит, Сабур и Али пришли вчера на вечер пьяными? — спросила она.

Мина ничего не ответила.

— Почему ты молчишь? Ведь это ты сказала, что они вчера были пьяные? Верно?

— Ничего я не говорила…

— Как не говорила? Именно ты и заметила, что они пьяные.

— Ничего я не заметила!

— Погоди, Мина. Вчера ты сама об этом сказала, а сегодня…

— Ничего я не говорила! — с вызовом ответила Мина.

НЕЧЕЛОВЕКИ

Джейран любила маленьких. И где бы она ни появлялась, во дворе своего дома или в школе, вокруг нее всегда собиралась стайка дошколят или первоклашек. Обиженные всегда находили у нее защиту. И к зависти некоторых родителей, дети были с ней удивительно покладистыми и ловили на лету каждое ее слово.

— Джейран идет! Джейран!

Ребятишки, играющие во дворе, кинулись к ней навстречу.

— Джейран! Мура́д меня обманул, — со слезами в голосе сказала девочка с большущим, похожим на мак, бантом.

— Сыграем в войну? — тянул ее за руку карапуз в желтом свитере.

— Это моя сестра! Пропустите! — пятилетняя девочка в ярком платье решительно проталкивалась к Джейран.

— Спокойно, дети, спокойно, — остановилась Джейран. — Видите, я только что пришла из школы. У меня много дел. Поиграйте пока сами.

— Но ты выйдешь, когда уроки выучишь? Выйдешь?..

Нет, сегодня Джейран не выйдет. Сегодня ей совсем не хочется возиться с малышами во дворе. Ей даже удивительно, как это раньше она могла играть с ними целыми днями. Тем более, что она мечтала стать ученой, как их соседка по дому. А та никогда ни на минуту не задерживалась во дворе, где вечерами любили собираться женщины. Она была серьезной и немногословной. Дома всегда сидела над какими-то бумагами. Говорили, она пишет диссертацию. Сколько Джейран себя помнит, соседка всегда ее писала. Какая упорная!

— Бедняга, — сказала как-то про нее мать Джейран. — Она давно забыла о детях, а дети о ней. Женщина все-таки прежде всего должна быть матерью и женой, а уж потом… Ну, да аллах с ней!

Джейран не понравились мамины слова. Она любила помечтать, как она станет знаменитым профессором. Была у нее еще одна слабость. Эту тайну она скрывала от всех. Джейран любила играть в куклы. У нее была красивая индианка с черной мушкой между бровей и медвежонок с большими грустными глазами — первый друг ее детства. Ну и что же, что ей скоро семнадцать? Никому же от этого вреда нет. Ее собственное дело. Хочет и играет!

Сегодня она вдруг почувствовала, что и с куклами возиться ей больше не хочется. Наверное, она становится совсем взрослой.

Вечером Джейран подозвала к себе сестренку, поцеловала медвежонка и индианку и сказала:

— Вот… передаю и поручаю их тебе. Навсегда-навсегда.

Сестренка вытаращила глаза: не ослышалась ли?

— Можешь делать с ними, что тебе угодно! — великодушно разрешила Джейран.

— И ты меня ругать не будешь?

— Понимаешь, я уже вышла из того возраста, когда играют в куклы. Теперь у меня другие интересы и заботы.

— Какие?

— Разные. Ты еще слишком мала, чтобы меня понять…

Сестренка кивнула головой, отложила медвежонка в сторону и, зацепив ногтем черную кожаную мушку на лбу индианки, попыталась ее оторвать.

— Ты что делаешь? — всплеснула руками Джейран. — С ума сошла?

— Не нужна ей марашка на лбу!

— Она же индианка! Что бы ты понимала! — Джейран выхватила куклу и стала нежно дуть индианке на лоб.

— Ты же сама сказала, она теперь моя и я могу делать с ней что захочу!

— Это не значит, что ты можешь над ними издеваться!

— Не нужны мне тогда твои куклы!

— А мне и ты такая не нужна!

— Зато меня мама любит. И тетя Хамис. Она меня в школу к себе возьмет. Ты сказала, что отдаешь навсегда-навсегда, а сама отняла!

— Сначала научись обращаться с ними по-человечески.

— А они нечеловеки.

— Для меня они все равно что люди. Друзья. А если ты к ним так относишься, то неизвестно еще, как к людям будешь относиться.

Джейран понимала: с сестренкой надо было говорить какими-то другими, доступными ей словами, и куклы отбирать бы не надо, но ничего не могла с собой поделать.

Надувшись друг на друга, сестры легли спать…

Утром в школе Мина улыбнулась ей так, будто бы вчера ничего не произошло. А Джейран думала, что Мина будет дуться,