Дедушка - Марина Пикассо

тихий час: два часа просто лежать, отдыхать, глядя в потолок. Потом час на обед. Потом…

Время тянется так долго.

Паблито запретили меня навещать, но над кроватью прикноплен сделанный им рисунок: торговка овощами на рынке в Ницце. Это его последний рисунок. Он больше не будет ничего рисовать. Сказав ему, что у него дедушкин талант, мать отравила ему все удовольствие. Он навсегда отложил карандаши.

Мать приходит ко мне. Один из ее приятелей привозит ее на машине. Она сразу объявляет, что не может долго тут сидеть. Сообщает, что удалось сдать квартирку на улице Шабрие. Она нашла тут же, в Гольф-Жуане, квартиру в нижнем этаже, с садиком, на вилле «Гавана».

— Там все как у Пикассо, — заявляет она. — Из окон видно море.

А можно мне будет завести собачку?

— Это дорого. На это денег нет.

— А кошечку?

— Там посмотрим.

Снизу, из паркинга, доносится автомобильный гудок. Подняв голову и прислушиваясь, она говорит:

— Меня ждут. Пора идти. Будь умницей.

От отца никаких вестей. Ни разу он не пришел навестить меня.

Так я праздную свое девятилетие.

Доктор Баррайя, потрясенный открытием, что мой социальный случай аналогичен тому, что случилось с ребенком, которого пришлось принудительно лечить по постановлению Общества социальной защиты здоровья, решил написать моему дедушке письмо, сообщив ему, что мое состояние серьезно и меня нужно немедленно отправлять в горы для выздоровления. Предупредив его намерения, он уже записал меня в детский центр в Вийяр-де-Ланс, в департаменте Изер.

Резкое, сухое письмо, без экивоков.

Ответ едва ли придет быстро. Пикассо, конечно, занят более важными делами. Мое здоровье может и подождать.

Я против. Я не хочу оставлять Паблито. Он мне нужен. Я нужна ему. Если меня туда отправят, я не стану укреплять здоровье, я сбегу, и меня никогда больше не найдут.

Доктор Баррайя старается успокоить меня. Я ничего не хочу слушать. Если меня разлучат с братиком, я постараюсь умереть.

Как там все было дальше? Доктор Баррайя послал дедушке еще одно письмо? Или за меня похлопотал отец? Скорее всего, второе. Устыдившись того, что безусловно бросило бы тень на доброе имя Пикассо, дедушка, видимо, решил убить сразу двух зайцев, сам предложив, чтобы Паблито сопровождал меня в Вийяр-де-Ланс.

Идеальный дедушка, ни в чем не способный отказать своим внукам. Правда, это тоже было «на публику».

Вийяр-де-Ланс, пастбища, свежий воздух, добрый кусок хлеба, парное молоко, вкусное масло — и мои легкие стали как новенькие. В обществе одного только Паблито, который следует за мной тенью, я чувствую себя как никогда свободной. Пережив все эти годы заключения между матерью, отцом и дедушкой, я жажду выразить все, что чувствую. И вот мои жертвы: директриса и директор детского санатория. Им я рассказываю все.

— Мой дедушка хотел отправить меня в Испанию, а Паблито в Советский Союз. Мать подала на него в суд.

Я как болтливая кумушка. Ничто не может меня остановить.

Словно на любительском сеансе психоанализа, я выкладываю всю накипь сердца. Все, что вызывало мои страхи. Растерявшись, директриса звонит моей матери и предупреждает ее:

— Надо бы внушить ей, что не стоит рассказывать такие веши. Это может повредить Пикассо.

Мать выплескивает на нее не меньше. Там, где дело касается Пикассо, она непредсказуема.

— Его внуки — это для него святое. Он хотел было их усыновить, но я не разрешила.

Одним словом, дед что надо.

С тех пор как мы поселились на вилле «Гавана», мать завела себе нового дружка. Его звали Жан. Он делал глиняную посуду и пластмассовые украшения. Художник.

Мать помогала ему. Вместе они готовили полиэфир, шлифовали его, обтесывали, вправляли внутрь сушеных морских коньков, раздобытых у торговца. Они делали кулоны, амулеты, большие панно, на которых изображались глубины морские. Дела шли неплохо, и мать была счастлива, что наконец может сама заработать на жизнь, чтобы не приставать к отцу, который, естественно, вечно забывал присылать ей пособие. Приехав на летние каникулы, я тоже помогала им и выручила несколько су за сделанное мною колье из эвкалиптовых чашечек, мой пай в домашнем бюджете, а точнее — возможность накормить двух отощавших котов, которых я взяла под свое крылышко.

Паблито не захотел, чтобы я давала им имена. Он объяснил это просто:

— Оставь ты им шанс…

Ольга Хохлова, балерина труппы Сергея Дягилева, в 1917-м. В этом году она встретилась с Пикассо, а год спустя стала его женой.

Пабло Пикассо и его сын Пауло на пляже в Антибе летом 1923 года.

Пауло с Паблито и Мариной, 1951 год

Пикассо с внучкой Мариной, 1951 год

Канн, 1957 год. Пикассо и его сын Пауло на вилле «Калифорния», которая теперь принадлежит Марине.

Эту открытку составила Ольга из семейных фотографий в 1951 году. Вверху: Ольга, Марина в год своего рождения, Пауло на руках у отца. В центре: Пауло в детстве. Справа: Пауло со своей собакой. Внизу: Ольга и Пикассо в 1921 году.

Паблито в Валлорисе в 1954 году. Пауло с Мариной и Паблито в 1954 году.

Пикассо со своим другом Жаном Кокто на празднике в Валлорисе, 1956 год. На первом плане — Марина и Паблито.

Марина и Паблито со своей матерью Эмильеной Лотт, лето 1956 года.

Марина и Паблито в Вовнарге перед бронзовой скульптурой работы Пикассо.

Канн, 2001 год. Марина в «Калифорнии» у портрета своей бабушки («Портрет Ольги», 1923)

Отец назначил нам встречу во «Фрегате», одном из баров Гольф-Жуана. Он только что женился на Кристине Поплен, которую мы хорошо знали — вместе с ней и отцом мы отдыхали на каникулах в замке Буажелу, возле Жизора.

Я помню ее очень смутно. Пожалуй, только то, что она очень беспокоилась, как бы не поссорить нас с папой. Она была тихоня, конечно не испытывавшая к нам никаких чувств, но позволяла нам играть с детьми с соседних ферм — полевыми зайками, научившими нас распугивать лесных птиц и игравшими в прятки со мной и братом