Над пропастью жизнь ярче - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Смысл мне его убивать? – устало подумала Саша. – Сама виновата. Решила с девственностью расстаться, а презервативы не купила».
– Садись в машину, – сухо произнесла она.
– Зачем?
– Отвезу тебя… на растерзание львам.
* * *
Из Центра борьбы со СПИДом они вышли чужими людьми. Мишка, всегда осанистый, сутулился сейчас похлеще, чем сама Саша когда-то. В глазах – вся ночь мира, губы трясутся.
«А этот ведь может покончить с собой. Прямо сейчас», – подумала девушка.
И удивилась, насколько ей все равно.
Буркнула на прощание:
– Дорогу домой сам найдешь.
Села в машину – и по газам.
По пути вдруг вспомнила: Зиновий ей вчера дал деньги. А она так и оставила их в «бардачке». Три тысячи долларов лежали почти сутки – в «восьмерке», у которой даже сигнализации нет.
И остались целы, что удивительно.
Саша остановились на светофоре. Вытащила купюры из перчаточного ящика. Пошелестела ими, понюхала.
Из соседней машины, увидела боковым зрением, наблюдают двое кавказцев. Оживились, улыбаются: «Легкая добыча». Догоняйте, придурки.
Зеленый еще не зажегся, а Саша уже рванула вперед. Обошла на старте сонную «Нексию», перестроилась в правый ряд, чудом не ухнула в яму на обочине, вышла на прямую и втопила: сто пятьдесят с гаком.
В зеркало даже не смотрела. Не сомневалась: горцам ее не догнать.
Приехала домой, еще раз разглядела, пересчитала банкноты. Для студентки – огромное состояние!
Свались на Сашу такие деньжищи прежде, до болезни, – о, она бы развернулась! А сейчас казалось, что американский президент, что на купюрах, смотрит с насмешкой. Тебе, мол, помирать надо, а не развлекаться.
Александра задумалась: на что тратят деньги смертельно больные?
Покупать тряпки бессмысленно. В гроб в них ложиться? Ехать, как советовал Зиновий, в путешествие? Одной да в ужасном настроении? Тоже нет. Оставить родителям? Вроде как в наследство? Но вряд ли их, когда она умрет, утешат три тысячи долларов.
Саша сунула деньги под матрас.
Пять часов вечера. Ей наконец захотелось есть. Разогревать котлеты было лень. В хлебнице нашелся свежий белый батон, в холодильнике аджика. Еда совсем неправильная, но что теперь желудок беречь?
Саша и на водочку поглядывала, но удержалась, пить не стала. Тогда точно придется вечером дома сидеть. Выслушивать родительское квохтанье. Нет, лучше немного отдохнуть и часиков в семь, пока предки не вернулись, снова за руль и в бега.
Жизнь в тумане. Без руля и ветрил.
Александру словно за руку кто-то волок – в ночь, в риск. Но теперь она не понимала: действительно ли ищет смерти?
Ведь вчера, когда «восьмерка» ушла в неуправляемый занос, ей стало дико страшно. Любой ценой захотелось остаться здесь, на земле. Живой.
Может быть, всплески адреналина просто притупляют душевную боль? Когда тебе страшно – некогда думать о болезни и смерти? Своего рода обезболивание, наркотик?
А дома, под семейным, безопасным, уютным абажуром, обязательно наваливается тоска.
Ладно. Будем называть это не умереть, но просто пощекотать нервы. Что придумать сегодня?
Пойти пешком в ночной парк? Прогуляться в районе Москвы-Товарной, где гнездятся бомжи? Ограбить ларек?
Фу, куда-то совсем не туда ее заносит. В криминал лезть нельзя никак. И не в морали дело. В тюрьме импортных лекарств точно не дают, придется умирать в мучениях. Да и ночные прогулки по опасным местам могут кончиться не бодрящим всплеском адреналина. И даже не смертью. Вдруг банально изнасилуют? Большой, веселой компанией? Она, конечно, будет кричать: «Не трогайте, у меня СПИД!» Но кто поверит? А потом еще и виноватой ее сделают. Врачиха очень строго сегодня сказала: если она кого-то заразит – намеренно (хорошее слово!), по закону положен тюремный срок.
Может, набраться мужества? Остаться дома? Поговорить с родителями. Признаться им во всем? И начинать наконец новую, вместе со СПИДом, жизнь?
Нет, от одной мысли в пот бросает.
Бежать, бежать прочь. Куда угодно.
Зазвонил телефон.
Говорить ни с кем не хотелось, но абонент оказался настойчив, Саша насчитала тридцать восемь трелей. На тридцать девятой сдалась. Сняла трубку:
– Алло.
– Алло, алло. У тебя, что ли, квартира двухэтажная? – весело отозвались в ответ.
Зиновий.
– Нет, обычная. – Она поняла, что улыбается. Впервые за сегодняшний день.
– А чего трубку не берешь? Страданиями упиваешься?
– Ага.
– Понятно, – хмыкнул он. – Самогрызение от скуки. Собирайся. Я придумал, как тебя развлечь.
– На каруселях покататься?
– Нет. Сегодня холодно. Ты мои деньги уже успела потратить?
– Отыграться не на что?
– Обижаешь, графиня. Я подарки назад не беру. Но тебе хочу предложить чрезвычайно выгодную инвестицию. Можешь прямо сейчас на Ленинский подъехать?
– Зачем?!
– Увидишь. Короче, доезжаешь до Дмитрия Ульянова, во дворе первого дома гаражи. Там посигналишь – я выйду. Возьми с собой штуку триста баксов и оденься удобно. Штаны, чтобы не жали. Обувь без каблуков. Легкая куртка.
– Опять будем удирать?
– Я не буду. А ты – может быть. Все, давай быстрее, ждем.
И бросил трубку.
Саша в растерянности уставилась на телефон. Наговорил какой-то ерунды.
Но настроение чудесным образом переменилось. Она не сомневалась: Зиновий приготовил ей адреналин. Но будет он не мрачный, как в ночном парке, а позитивный, будоражащий кровь.
И даже хорошо, когда тебе нечего терять.
Раньше бы она никогда не сорвалась – на ночь глядя, неизвестно куда, непонятно с кем и зачем. А сейчас с преогромным удовольствием.
* * *
Другом Зиновия оказался жилистый, неприветливый парень. Вышел ей навстречу из гаража, вместо руки протянул предплечье, ладонь вся была в мазутных пятнах. Одет будто сутками под машиной валяется. И по манерам – типичный слесарь. Оглядел Сашу с презрением, как только механики на автосервисах умеют. Обернулся к Зиновию. Врастяжечку протянул:
– Ты кого мне привел?
Однако тот не смутился ни капли. Уверенно затарабанил:
– Чтоб ты знал, Витек, девица уникальная. Папа ее за руль в семь лет посадил. А в десять она уже на картах гоняла, как зверь. В четырнадцать кубок Мытищ взяла. Сейчас в сборную России по ралли отбирается.
Сашины глаза округлились.
Витек взглянул испытующе, обернулся к Зиновию: