Жених для васконки - Виктория Мельникова

Я побледнела. Я конечно мечтательница, но не дура. Последняя фраза месье де Грамона могла значить только одно — Абаста. Сердце пропустило удар и лишь волевым усилием, я не сменила положения, так и осталась сидеть с нереально прямой спиной. Если так нужно для моей страны…

— Да, Абаста была бы лучшим выходом, — согласился месье де Грамон, — и я преклоняюсь, мадемуазель Эвон, перед вашим мужеством. Но, тут следует учитывать вашу Покровительницу. Боюсь, она может быть весьма недовольна. И вполне возможно, ЕЕ плохого настроения я не переживу. И не только я.

Я удивленно вскинула брови. Насколько знаю, у меня не было никаких покровительниц, а уж в фей я давно не верю. Говорить я не решалась, изо всех сил стараясь взять волнение под контроль. В Абасту совершенно не хотелось. Да и, похоже, никаких комментариев от меня не то что не требовалось, открывать рот было противопоказано. Дедушка всегда говорил, что умение молчать, одно из самых ценных в женщине.

— А вообще удивительно, чтобы вторая женщина в роду и отмечена Ее вниманием, — продолжал между тем менталист, — если и ваша дочь, мадемуазель, окажется под влиянием… можно будет говорить о династии. Хотя не могу сказать, благом это будет для вас, Эвон, или несчастьем.

Вторая женщина? Это он о матушке? Но тогда я вообще прекращаю понимать, о чем речь. Ведь это кто-то достаточно старый, чтобы знать матушку и меня одновременно. Но у меня нет таких почтенных знакомых. Хотя дедушка говорил, что бывшая королева — бабушка дофина — приходилась крестной моей маме. Неужели она?

Менталист задумчиво на меня смотрел, вертя в руках бокал, словно примериваясь, какая камера в Абасте подойдет мне лучше.

Я сжала ткань юбки, борясь со страхом. Не смотря на внешнюю браваду и все понимание своего долга перед страной, мне было страшно. Тюрьма не отпускала своих «посетителей» или, по крайней мере, широкой общественности не было известно о таких. Как это — провести всю юность в стенах Абасты, не видеть никого кроме своего тюремщика и книг? Я, конечно, люблю книги, но вряд ли смогу существовать в одиночестве.

— И как мне быть, месье? — робко спросила, когда молчание затянулось, — что делать?

Месье де Грамон поставил бокал на подоконник и, спрыгнув на пол, подошел к моему креслу вплотную. Мужчина наклонился вперед, заставив меня вжаться в спинку. Где то над моей головой сомкнулись руки «старика», а лицо «цепного пса» оказалось настолько близко, что еще пару мгновений и он коснется лбом моей головы.

Месье де Грамон шумно втянул воздух и посмотрел на меня безумными глазами.

— Ваш страх сводит с ума, мадемуазель… каждый порыв настолько сильный, настолько живой. Не удивительно, что ваши васконцы воплотились. Вы своей жаждой помочь призвали всех окрестных призраков, а учитывая личность вашей покровительницы… Возьмите же эмоции под контроль, мадемуазель Эвон!

— Воплотились, месье? Моя иллюзия? — дрожащим голосом спросила, не зная куда девать глаза.

Менталист походил на дикого зверя — покажи слабину и кинется. Почему-то именно сейчас мне казалось, для того чтобы перегрызть мне горло и устранить опасность для Франкии.

— Ваша иллюзия, мадемуазель, была идеальна, но она не смогла бы хорошенько потрепать спанское войско при всем желании, — пояснил де Грамон, — но огромная сила воли, самопожертвование, когда вы вычерпывали себя до дна, желание помочь и чувство чести достойное легендарных васконцев прошлого… Знали ли вы, мадемуазель, что за вашей спиной наступали сотни тысяч ваших соплеменников, которые веками умирали на границе во имя своей страны? Вы увидели их, создали их, пожелали, чтобы они встали на последний бой и предки откликнулись на призыв одной маленькой девочки, которая, как и они, шла умирать, чтобы Франкия жила. Вы топили окружающих в своих чувствах. Везде и всюду были только вы — васконка из рода де Сагон. Я даже не знаю, удалось ли бы хоть кому-то еще провернуть подобное. Вы в тот момент были совершенной: не просили от душ ничего для себя, наоборот, только отдавали. Я в восхищении, мадемуазель. Настолько, что не могу забыть этот момент до сих пор.

— Я… — голос сорвался. Я даже не предполагала подобного! Да, создавая свою иллюзорную армию, я молила о помощи, мечтала, что туда бы полк моих соотечественников, которые сражались до последнего, но…

— Вы, Эвон, — кивнул «старик», распрямляясь, — вы тот самый неучтенный фактор, который спутал все планы спанцев. И который никак не можем спрятать мы.

Я угроза для собственной страны! Это ужасно… для меня — ужасно! Я готова умереть ради Франкии, но там, на поле боя. А вот так, тут, только потому, что менталисты слышат меня — жутковато.

Месье де Грамон распрямился и несколько раз быстрыми движениями растер ладонями лицо, после чего посмотрел на меня уже гораздо спокойнее.

— Прошу прощения, мадемуазель, я с тяжелого допроса, это выматывает эмоционально и физически — не каждому дано погрузиться в самые мерзкие чувства преступника и остаться прежним. А вы с вашими незамутненными чувствами, словно бутылка хорошего вина голодающему. Ваши представления обо мне, пожалуй, не так уж далеки от истины.

Я тайком выдохнула, радуясь, что нашлось объяснение странному поведению месье де Грамона, а то уже успела испугаться.

— И как мне быть, месье? — робко спросила, боясь отвлекать задумчивого менталиста.

— Ваш случай — вызов отделу артефакторики. Они создали экспериментальный амулет, который будет гасить ваши эмоции и не даст ни одному шпиону прочитать мысли, в том числе и о том бое. Посмотрим, как он поведет себя. И, боюсь, вам придется посещать специальный факультатив по менталистике в академии. Там учат не только читать чужие мысли и эмоции, но и закрываться самому.

Мои плечи поникли — мне предстоит еще и опозориться перед кучкой «ледяных принцев», как называли ребят с факультета менталов. Неужели есть еще более ужасное наказание для меня? Нет, я, конечно, понимаю, что, если я не научусь управлять своими эмоциями, вся страна окажется под угрозой, но…

— А зачем я нужна спанцам, месье?

— Вас наверняка захотят убить, мадемуазель, ведь, если рассуждать, то вы можете повторить свой успех, хотя, сдается мне, на заказ провернуть такое не сможете, но спанцы про это не знают.

Я сжала пальцы на подлокотнике. Вот как. Все предельно честно и за это стоит быть благодарной. Фраза про то, что дикарям я не должна достаться живой — так и витала в воздухе. Боюсь, тут мне не поможет ничье покровительство, ни бывшей Королевы, ни феи крестной, ни кого-либо еще.

— Я буду стараться, месье, — спокойно, насколько могла, отозвалась, поднимая на мужчину глаза, — взять свои эмоции под контроль. Но не станет ли подозрительным, если такой амулет будет только у меня?

— Вы правы, — кивнул после минутного молчания менталист, — потому похожие артефакты, но попроще, получат все ваши подруги и мадемуазель Луиза. А то мадемуазель Армель слишком много думает последнее время о несправедливости мира.