Жених для васконки - Виктория Мельникова

Еле успела подхватить тяжелый поднос со снедью и растерянно посмотрела на мужчину.

— Прямо по коридору и вторая комната налево, — пояснил гость, верно оценив мое выражение лица.

Мужчина распахнул дверь, так как мои руки были заняты и, как мне показалось, выдохнул с облегчением.

Менталист поспешил ретироваться, а я осталась наедине с темным проемом двери. И хотя это был не случайный выбор с моей стороны (маг же проводил меня сюда), создавалось такое впечатление, что в комнате никого: шторы были наглухо задернуты, отчего все вокруг погрузилось в полумрак. Только отблески от камина кое-как разгоняли осязаемую темноту. После яркого освещенного коридора, казалось, я разом ослепла.

— Месье де Грамон?

Неужели незнакомый менталист меня обманул и месье де Грамона тут нет?! Походило что именно так, ведь кто станет прятаться в таком месте… ну разве кроме врага.

В груди поселился страх от осознания ситуации: чужой дом, пустая комната, в которую меня зачем-то заманили. Неужели заговор спанцев?! Но как?! Тут, в самом центре столицы, под присмотров менталистов..!

— Месье? — робко позвала в пустоту, все еще надеясь на чудо.

— Мадемуазель Эвон? Что, ради всех высших сил, вы тут делаете?

Я с облегчением выдохнула, хотя при первых звуках голоса месье де Грамона едва не выронила поднос.

Сделала шаг вперед, в темноту, и ногой захлопнула дверь.

— Где Элоиза?

— Мадам Элоиза на кухне и я решила, что могу сама отнести вам вино и сыр. Тут еще мясо и овощи.

Глаза потихоньку привыкали к почти полному отсутствию света (камин при всем желании не мог осветить всего пространства кроме небольшой площади перед решеткой) и я с интересом крутила головой. Темнота нехотя отступала, обозначая силуэты предметов. Это было очень красиво, словно мои иллюзии: немного фантазии и вокруг прорисовывался целый мир! Стремительно, разбегаясь веред серебряными нитями, появлялись прямо в воздухе два кресла, широкий письменный стол, шкаф с книгами и даже низкий диванчик.

Сам месье де Грамон сидел как раз на последнем, и чудилось, что темнота боялась трогать силуэт менталиста — мне маг казался просто безликим пятном на общем фоне «серых линий». Фигура «старика» виделась такой пугающей, не вписывающейся в мягкие штрихи нарисованной полумраком комнаты, что мне стало немного жутко.

— Знаете, дедушка прислал мне письмо, что в «Гнезде» поймали спанского шпиона.

Сказала как можно спокойнее, опуская поднос на стол.

Покосилась в сторону, где сидел месье де Грамон. Но нет, менталист все также был неподвижен и молчалив.

Стащив с подноса кусочек сыра, отошла к креслу и села. Хотя, вероятно, это ошибочное решение: ведь теперь камин подсвечивал краешек комнаты у меня со спины, превращая волосы в шапку одуванчика. Ну и пусть!

— Они искали меня… точнее юношу с родинкой на щеке. Вот тут.

Зачем-то ткнула себя в уголок рта, словно месье де Грамон в такой темноте мог это увидеть.

Меня пугала тишина, и, хотя я определенно слышала голос «Цепного пса», мне чудилось, что в одном помещении со мной какое-то чудовище. Страшное, дикое, способное на любое безумство. Существо, о котором я ничего не знала. Разве оно — это месье де Грамон?

Менталист встал и я порадовалась хоть какой-то реакции. Мужчина подошел к столу и взял с подноса бокал вина.

— А еще на Лу сегодня напали. Точнее она думает, что споткнулась, потому что прыгала на одной ноге, но Полин…

Я запнулась. «Ворон», вместо того чтобы подбодрить меня, хотя бы жестом, отвернулся и отошел к окну. Месье де Грамон отодвинул краешек шторы, впуская в комнату тонкий солнечный луч, и тут же недовольно задернул ткань.

Ох! Это так не походило на в чем-то резкого, но определенно вежливого менталиста, что я невольно представила, что после допросов месье де Грамон превращается в этакого монстра, впитав все страшные мысли преступника. Уродливого горбуна, дико хохочущего над сломленным противником. Воображение разыгралось, охотно преображая месье де Грамона в незнакомое чудовище: я «видела» как вверх вскидываются скрюченные руки, которыми потрясает мужчина, чтобы окружающим было еще страшнее. И только после бокала вина пальцы распрямляются, и меняется перекошенное лицо «ворона». А уж если съесть кусочек «волшебного» сыра…то и вовсе становишься обычным человеком.

Посмотрела на ломтик в своих руках и тут же отправила его в рот. Может и мне перепадет немного храбрости?

— Вы чудо, мадемуазель, — послышалось от окна, — Гуарин определенно не промахнулся, посылая вас.

Ага! Значит, вино таки подействовало! И я снова говорю с обычным месье де Грамоном, а не со страшным горбуном-палачом.

— Ваши мысли, мадемуазель Эвон, знаете, они же как наркотик, — усмехнулся месье де Грамон, садясь на широкий подоконник, натягивая тем самым ткань штор, — такие чистые, сладкие, как патока. После того океана мерзости, который читаешь в головах даже юных девушек, вы — как глоток свежего воздуха. Бедняга Петер, он до сих пор с тоской вспоминает ваши фантазии. И хотя я посоветовал не приближаться к вам, он ищет любой повод… А ведь от вас никуда не деться, когда вы грустите или радуетесь — это словно водопад. Не знаю как экранировались ученики вашей академии от вас, мадемуазель Эвон, хотя может они еще не настолько чувствительны, но для нас это стало невозможным,

Я растерялась: то ли это был комплемент, то ли такое завуалированное оскорбление. Хотя «слыша» снисходительную улыбку «старика» мне начиналось казаться, что второе. Язык словно отнялся: на меня «волшебный» сыр не оказал никакого эффекта, в горле пересохло так, что не вымолвить ни словечка.

Расправила плечи, как учил в свое время сэр Шарль и, сложив руки на коленях, спокойно посмотрела на месье де Грамона. Я не сделала ничего плохого, законом не запрещено радоваться или думать.

— Даже в вашей академии, мадемуазель, ваши особо сильные эмоции слышал весь старший курс факультета менталистов, но никогда не признавался, знаете почему?

Я уставилась на «старика» в ужасе. Получается, все были в курсе той каши, что творится у меня в голове?! Разом стало стыдно.

— Не всякий специалист сможет расшифровать все, о чем вы думаете, но общий шлейф аромата среди пакости скотного двора — уникален. Его хочется вдыхать, заполучить и не отдавать. Я даже не уверен, мадемуазель, что, надев на вас амулет, запрещающий считывать мысли, смогу погасить ваши всплески эмоций. И не уверен, что хочу…. Ваши метания — опьяняют…

Подозрительно оглядела силуэт менталиста. Может он и правду пьян? Слишком уж тягуче и медленно, словно смакуя каждое слово, говорил мужчина.

— Настолько, мадемуазель, что требуется определенная сила воли, чтобы держаться от вас подальше. Кое-кто не смог… — «старик» усмехнулся, — но есть и обратная сторона медали, мадемуазель. Ваши эмоции выдадут нас с головой, если в Парисе окажется шпион спанцев, у которого есть ментальный дар. Ваш страх… ваша искренность, воспоминания о той битве, все настолько вкусно, ярко. У спанца нет ни единого шанса пройти мимо. Или скорее у вас.