В зоне листопада - Артем Полярин

– Ты уверен?

– Давай уже переводи!

Поколебавшись, Никон выдал:

– Sasha said, that he can not express all the feelings to you.

Катрин, вероятно думая еще – это консультация, поерзав на кровати, активно включилась в процесс:

– Please, tell us about the strongest feelings.

– Чувак, она думает, что здесь консультация. Хочет, чтобы ты рассказал о самых сильных своих переживаниях.

– Ну и ладно! Консультация! Скажи, что последнее время я много думаю о ней. Вот так, еду по дороге, кручу баранку и о ней только и думаю!

– Не гони, – попытался успокоить возбужденного Казанову Никон.

– Давай, переводи!

– Un, deux, trois, quatre, cinq, six, sept, huit, neuf, dix.

Желая сменить тему и разрядить обстановку, Никон продекламировал числительные, которые помнил еще со школы.

– Один, два, три, четыре, пять, – произнесла Катрин, хитро улыбаясь и загибая пальцы.

Остановилась. Придала лицу вопросительное выражение. Помахала шестым пальцем.

– Шесть! – обрадовался прямому общению Саша.

Катрин повторила несколько раз, загнула седьмой.

– Семь! – радовался Саша.

Когда досчитали до десяти, дернул Никона опять.

– Давай переводи – она мечта всей моей жизни.

– Скажи ей: Je m`appelle Sasha!

Надеясь вытянуть диалог с уровня страстей на уровень межкультурного диалога, Никон стал припоминать расхожие фразы на французском. Саша, заплетаясь повторил.

– Tres, bien. Je m`appelle Katherine, – удивленно поведя носом, ответила мадам.

– Je ne mange pas six jours.

Не совсем трезвый Никон выдал почему-то именно это, так хорошо знакомое всем из отечественной классики, предложение.

Саша повторил опять.

– Six jours!? – вытаращила глаза Катрин, переспрашивая.

По инерции она подумала – это перевод Сашиных слов. Опять погладила по руке.

– Oh, I understand! Shelling, grandmother… I`m so sorry.

Принялась рыться в кошельке. Достала несколько купюр. Протянула.

– Это что?! – возмутился Александр.

– Она хочет помочь тебе и твоей бабушке. Думает, что ты не ел шесть дней.

– Да нахрен мне эти бумажки! Что за бред?!

– Sasha said that your society is for him the best consolation.

Никон поднялся с дивана. Направляясь к выходу, бросил через плечо:

– Саня, она думает, что это консультация. Так что без глупостей и жарких объятий.

Последний взрыв прогремел два часа назад, но город был абсолютно пуст. Ни прохожих, ни машин. Лишь Одинокие серые внедорожники носились по улицам мимо затаившихся в тени пятиэтажек бронетранспортеров. Пир во время войны закончился. Гости, получившие дозу общей анестезии, развозились по квартирам.

Глава 14.

Юлия Ведерникова или, как сама представилась, Джулия Вейдер, явилась на прием второй раз. Из группы Мартина. Сегодня казалась веселее. Круги под оленьими, тусклыми, словно алюминиевыми глазами были потише. Лицо – хоть и бледное, но все-же порозовее. Полные губки из привычного бантика иногда растягивались в подобие улыбки. Плюхнувшись в кресло, поерзала на пришедшей в движение коже. Демонстративно закинула ногу в черном чулке на другую. Достала из яркой сумочки сигарету.

– Я закурю?!

– Попросил бы Вас воздержаться, – поспешил остановить руку с зажигалкой Никон.

– Мартин мне разрешал, – капризно поджала губки Юля.

– А родители тебе разрешают?

– Они мне не указ!

Нимфетка, покрутив в руке зажигалку, надавила на кнопку. Посмотрела остекленевшим взглядом на синее шипящее пламя. Покосилась на Никона, наблюдая за реакцией. Потушила. Зажгла снова, словно раздумывая. Опять покосилась. Потушила. Зажгла. Быстро поднесла руку к сигарете и, блаженно закрыв глаза, глубоко затянулась. Пустила пряную сизую струйку, формой напоминавшую раскрывшуюся кобру, в сторону оператора. Ответила на сердитый взгляд:

– Имею право!

– Ты выглядишь намного моложе своих лет. Непривычно созерцать школьницу с сигаретой.

– Это комплимент?

Никон собрался было ответить: «Будешь курить – такая мелкая и останешься», но воздержался. Не хотел начинать с конфликта. Дабы завести нейтральную беседу, поинтересовался:

– Что ты чувствуешь, когда тебе говорят комплименты?

– Мне, как и любой женщине, очень приятно.

Ответила игриво, закатив глазки, поправив пушистые дреды и проведя рукой по истонченной шейке. Слово «женщина» произнесла особо вычурно. Никон кивнул и ничего не ответил, в надежде – тишина сама спросит, необходимое. Так и случилось.

– Вообще, – затянулась на полуслове, словно без этого нельзя говорить, закатила глазки, – не так уж и часто делают комплименты. Не те нынче мужики. Измельчали. Редко встретишь нормальную особь. Творческую. Одни маргиналы, алкоголики или голубые. Или педанты. Вот, как Вы, например. Ради своего порядка, готовы пренебречь моим личным пространством. А я, между прочим – Ваш гость. И это Ваша работа – делать так, чтобы я чувствовала себя уютно и комфортно. И кстати, я веду преимущественно ночной образ жизни. Днем мне лучше спится. Так я борюсь с депрессией. Поэтому, я хотела бы перенести наши встречи на вечер. Хотя бы часов на девять-десять. Как Вы на это смотрите?

Никон представил: в то время, когда он должен засыпать, едет через полгорода ради общения с экстравагантной соплей. Усмехнулся. Стал подбирать поводы избежать этой несчастной участи:

– Боюсь, что это невозможно. В кабинет нельзя попасть после девяти. Здание закрывается.

– Вы могли бы приезжать ко мне. Или я к вам. Насколько помню, протокол предусматривает такую возможность.

– А с Мартином вы как поступали?

– Ласково!

– Это хорошо. А график, какой был?

– Он приезжал ко мне в десять часов, – быстро заявила Юля, кивая и хмуря редкие брови.

– Верится с трудом.

– Посмотрите расписание, если не верите.

– И посмотрю.

Никон тут же позвонил Катрин и попросил прислать график Юлии у Мартина. Мадам отвечала с паузами, как бы обдумывая. Тянула время неуместными вопросами и уточнениями. В конце концов заявила: для открытия такой информации должна взять разрешение у регионального координатора. Никон, казалось бы, привыкший к такому педантизму, сейчас почему-то разозлился.

– Ну, что там говорит ваша ужасная француженка?

– Она не француженка, – быстро бросил Никон и спохватился: – Откуда вы узнали, что ее родной язык – французский?