Чайник Рассела и бритва Оккама - Максим Карлович Кантор

больше нет, есть немного изюма и крошки. Вот именно это и происходит с истиной в руках номиналиста. Если вам кто-то предъявит истину, вы предпочтете уничтожить ее, раскрошить на пустые факты — лишь бы не принять на веру.

— Комиссар, это было любопытно, — сказала дама Камилла со снисходительной улыбкой, — но я бы предпочла немного сухого изюма фактов. А крошки со стола мы потом уберем.

— Я же предупредил, что будет долго. Мы, старики, любим поболтать. Извольте, перейду к фактам. И факты у меня будут странные: я ведь как клошар, подбираю все подряд. Поговорю с поваром Адольфом, поговорю с рабочим Томом Трумпом. Где жаркое подгорело, где кресло развалилось, а мне все интересно. Кому какую зарплату в колледже платят, тоже хочется узнать. По-стариковски всех и расспрашиваю, старикам охотно все рассказывают.

— Поделитесь известиями?

— Даже не сомневайтесь. Весь изюм — на стол. Только факты. И вот первый факт. Я заметил, что вы все здесь врете. Постоянно.

Лица профессоров исказились. Словно порыв северного ветра смял хризантемы на лужайке перед колледжем Святого Христофора.

— Да-да, не обижайтесь на полицейского. Вы сами хотели сухих, как изюм, фактов. Так вот, вы все мне врали. Каждый по-своему. С самого начала меня старались убедить, что эта смерть — значительное явление. Каждый из вас хотел до меня донести мысль о том, что это событие, которое изменит историю. Начнется война, рухнет империя. А капеллан заявил, что убийство Уильяма Рассела и вовсе религиозный знак. Я же полицейский, всякого насмотрелся. Столетний дряхлый дед и сам мог помереть, его и убивать-то не надо. Но мне все как один сказали: символическое убийство, ритуальное.

Я ведь обычный парижский полицейский. И не понимал: ну как можно в сто два года быть охотником на лис? Но все мне говорили: он охотник! Как можно быть в сто два года любовником? Но мне все говорили: он любовник! Как можно в сто два года быть философом? Тут бы сообразить, как до клозета дойти. Но мне все говорили: он философ! И, знаете, я проникся! Людей легко морочить. Так бывает, когда в стране начинают обожествлять короля — граждане чуть что приговаривают: мол, если не он, то кто же?! Если не Клемансо возглавит нашу Францию, то кому же доверить державу? И не знаешь, что и сказать. Или еще говорят: капитализм — самый прогрессивный строй в мире. Я человек простой, как клошар. Всему верю. Вот и я поверил, что каждая деталь в данной истории символична. И стал компоновать детали, складывал в пасьянс. Хотел, чтобы из осколков получился витраж.

Трубка погасла, Мегре наклонился, выколотил трубку о каблук.

— Скверная привычка, знаю. Ну, надеюсь, подметут потом.

Комиссар опять набил трубку и продолжил:

— Мне тут пришлось много читать. Я вообще люблю почитать с утра газеты, особенно если есть кофе, круассан, бокал совиньона… Но и без кофе можно почитать… Хотя порой круассан желателен… Да, так о чем это я? Да, пришлось ведь все сравнивать, сличать ваши истории, заглядывать в книжки. Первые пригоршни изюма я достал из булки легко.

Комиссар раскурил трубку.

— Вторая всегда немного горчит… Месье Вытоптов сам мне рассказал о романе с танцовщицей Аннеттой из парижского «Максима», это он увлекся, так ему хотелось выглядеть аристократом. Вы напрасно это рассказали парижскому комиссару, мсье. Такие изюминки мне доставать по роду службы легко. Ваша связь с Анной Малокарис началась уже тогда, в Париже. Разумеется, мадам Малокарис была проституткой, а мсье Вытоптов — сутенером. История довольно обычная. Не было ни философского парохода, ни боев в Салониках, ни гречанки под турецкими пулями… Ничего этого не было. Из России вы уехали в 13-м году и вовсе не из Петербурга уехали, а из Воронежа. А сутенером были в течение всей войны, в Англию попали только после того, как вас завербовало НКВД и вам написали диссертацию для внедрения в Оксфордский университет. Это же вам писали диссертацию, а вовсе не Лауре Маркони.

Мегре затянулся с наслаждением.

— Курбатский ведь рассказал чистую правду. Диссертацию действительно писали в НКВД. И писали, разумеется, плохо. Знаете почему? А потому, что никакой Пиппы Суринамской не существует в природе. Нет такой святой. И не было никогда. Но в НКВД не ошиблись, они просто пошутили — и знаете, зачем пошутили? Чтобы вас всегда можно было разоблачить. Это удобно: снабдить человека фальшивыми документами, а потому эти документы опротестовать. Обычный прием.

Еще затяжка и еще затяжка, и новые клубы дыма под потолком.

— А почему же вас не разоблачили в университете? Ведь нет ничего легче, как установить, что диссертация липовая, а Пиппы Суринамской не существует. Это же, как сказал бы мой друг Холмс, элементарно. Но вас принимал на работу германский агент, и этот агент был заинтересован в том, чтобы советский резидент, продажный сутенер, находился в британском учреждении. Ведь и в этом случае полковник Курбатский сказал чистую правду: политики двух стран заинтересованы в сотрудничестве. Вы, Камилла, и взяли мсье Вытоптова в колледж. Установить это было исключительно просто.

— Я, по-вашему, резидент германских спецслужб? Ха-ха-ха! — кто бы мог подумать, что снисходительная улыбка дамы Камиллы взорвется лающим хохотом.

— Разве я сказал, что вы резидент германской разведки? Ну что вы, мадам. Кто же может так оклеветать вас. Вы преданный подданный Его Величества. Но слепой не заметил бы, что вы ревнуете к Анне Малокарис и к Лауре Маркони — к возлюбленным покойного сэра Уильяма. И тогда я спросил себя: почему же вы ревнуете? Это ведь странно: столь выдающейся и богатой даме с обилием шуб в особняке — ревновать к нищим и не особенно успешным женщинам. Ненормально, не так ли? Но я заметил в вас особенность, которую вы и не прятали, впрочем: исключительное тщеславие. Знаете, я встречал одну алкоголичку, похожую на вас: она пила только арманьяк, а от коньяка отказывалась. Вы были любовницей столетнего сэра Уильяма Рассела; вы были его любовницей много лет, и эта связь казалась вам достойной вашего высокого положения.

Сэр Уильям много лет был импотентом, и связь — равно и с двумя другими дамами — была условной. Но вам эта связь была важна.

Так вот, именно сэр Уильям Рассел и был резидентом Германской разведки. Он ведь был философ, номиналист, сторонник фактографии — и он не мог не знать, что святой Пиппы Суринамской в истории не существует. Однако именно он, и никто другой, верифицировал диссертацию, изготовленную Курбатским в НКВД. Именно он сказал вам, чтобы вы приняли сутенера из парижского