Двадцать кубов счастья - Дамер Кит

– Да он не прав, Рома! Пацан просто охренел! – говорил я.

– Он считает по-другому, и другие пацаны его тоже поддерживают, – объяснял мне Рома, чувствуя, что я готов разнести противника. – Я поэтому и не смог ничего сделать.

– Ладно, давай сейчас решим этот вопрос. Где этот урод? – настроился я на атаку. – Прямо сейчас пойдем к нему, и я ему все объясню.

– Он в красно-белом доме, около муравейника. Ну, возле той длинной девятиэтажки. Наверно, как обычно, в подъезде зависает, – с нарастающей храбростью говорил Рома, чувствуя, что предстоит реванш, и есть возможность смыть темное пятно со своей репутации.

– Пошли, поговорим, – сказал я, и мы двинули на разборки.

Родион был чуть выше меня, на лицо смуглый, по поведению осторожный, а по разговору рассудительный. Ни агрессии, ни понтов. Он спокойно ответил на все мои вопросы и разъяснил, в чем истинная причина конфликта, после чего я лишь пожал ему руку и мы ушли. Рома действительно был не прав, и по дороге домой я уже не слушал его оправданий. Со временем мы перестали с ним общаться, а через два года вымерла вся его семья: мать, дед и бабушка. Остался только дядя. Так сложилась его судьба. Жаль парня. Человеком он был хорошим.

Через две недели после встречи в подъезде, мы с Редом уже покуривали дурь и блуждали по улицам своего района, гуляя то в одних дворах, то в других. Он мало кого знал и не стремился заводить дружбу с кем попало, но мы нашли общие интересы и, в конце концов, сдружились. Жил он в особняке недалеко от города, в поселке городского типа, но это не мешало ему каждый день садиться на единственный маршрут троллейбуса и устремляться к цивилизации. Мы постоянно тусовались и кутили вместе, как два настоящих друга. Будущее нас мало интересовало, поскольку до него еще оставалось два года. Типичный портрет молодежи того поколения – жизнь одним днем. Мы были молоды, бесстрашны и легкомысленны. Мы распиздяйничали.

Интересно получилось, что Родион стал мне близким другом, несмотря на то обстоятельство, что при первой же встрече я готов был ввалить ему люлей. Мы часто вспоминали этот случай и смеялись, хотя так сложилось, что вскоре и наше с ним общение прекратилось. Никакого раздора или разногласия. Просто он куда-то пропал, исчез с поля зрения. И вот, спустя около трех лет, мы вновь встретились в тот самый дождливый вечер. Эта встреча навела новые порядки в моей жизни и навсегда изменила ее.

***

Встретившись, мы крепко пожали руки и оживленно начали интересоваться здоровьем и делами. Мы так давно не виделись, что эмоции зашкаливали. Сохранившаяся добрая память и желание разузнать друг о друге побольше привели нас к мысли, что нужно продолжить общение, и Ред пригласил меня к себе в гости. Жил он, как оказалось, в том же районе, где и я, в десяти минутах ходьбы от моего дома. Мы взяли в магазине пива, и пошли к нему.

Своя двухкомнатная квартира в хрущевке на пятом этаже желтого панельного дома – о чем еще можно было мечтать в девятнадцать лет? Родион был из разряда тех молодых людей, которые рано поняли ценность финансового благосостояния, поняли, что зарабатывать самостоятельно выгоднее, нежели работать на кого-то за копейки. Если говорить про Германа, то друг моего детства больше был трудягой. Я не упоминал о его творческих началах: его страстью была музыка. В те времена, когда отечественный рок вылез из квартирников и начал поглощать умы и сердца молодежи, под эту волну попали и мы с ним. Будущий музыкант научился играть на гитаре, начал сочинять тексты своих песен, писать музыку и мечтать о большой сцене. Стать рок-звездой, получить признание публики и разбогатеть – вот о чем он мечтал. Однако нелегкое детство без отца закрепили в его сознании одно четкое убеждение: деньги не возникают из ниоткуда, и чтобы заработать, нужно пахать, и пахать много. Мысль эта долгие годы укоренялась в нем как непоколебимая святая истина.

Через тринадцать лет он с пеной у рта будет доказывать мне, что нереально, просто невозможно сделать честный бизнес в нынешней действительности, что кругом воры, балаболы, и все пытаются отжевать деньги обманом и незаконными путями. Скепсис, подобно вирусу долгие годы распространялся в его серой массе, к сожалению, навсегда закрыл многие двери, за которыми были возможности. Ведь как это работает? Одно неверное убеждение может испоганить всю жизнь. Поэтому, даже сегодня, внимая информационным потокам извне или общаясь с кем-либо, я предпочитаю хорошенько обдумать умные теории и красивые концепции, даже если они подкреплены вразумленными доводами и аргументами. Не буду углубляться в философию доктрин, в конце концов, сейчас я лишь привожу сравнение разных взглядов на жизнь двух моих друзей, поэтому вернемся к Родиону. Ред отличался тем, что считал деньги самым важным элементом в жизни человека. Есть деньги – есть здоровье, есть женщины и квартиры, роскошь и машины, и вся тленная материя у твоих ног будет сверкать, если есть деньги.

После нашей первой встречи Ред не раз приглашал меня к себе в гости. Он не вдавался в подробности о том, где пропадал и чем занимался, когда мы не общались. Мы курили дурь, пили пиво и болтали о жизни. И в очередной раз, доставая из тумбы цилиндровую пластиковую колбочку для хранения фотопленки по типу Кодак, он высыпал оттуда зелье и начинал рассуждать, забивая косяк в распотрошённую беломорину:

– Понимаешь, Спартак, если нет денег, то ты как чмо: не можешь себе ничего позволить, постоянно в чем-то нуждаешься, – говорил он. – А если идешь работать, то зарабатываешь копейки, за которые мало что можно купить или сделать. Поэтому нужно делать мутки и самому наводить движуху.

– Ну а ты, какие движения наводишь?

– Всякие, – уходил от ответа Родион и приглашал меня на балкон, чтобы раскуриться.

Я видел, как он свободно покупает себе любые вещи, не обращая внимание на ценники. Мы ходили по магазинам, и Ред ни в чем себе не отказывал. Как-то мы сидели у него дома. Тогда к нему завалились его друзья и, накурившись, они начали обсуждать, куда бы пойти потусоваться. Оценивая имеющийся бюджет, один из них спросил меня:

– Спартак, а сколько у тебя денег? Ты идешь?

Вот здесь меня и кольнуло острием нужды и безнадежности, поскольку денег не было, как и не было кошелька, где их обычно и хранят. Мы вышли из дома, ребята прыгнули в такси, а я, удрученный чувством собственного убожества и лишенности, как изгнанник, побрел домой.

Как так получилось, что я загнал себя в такое беспомощное положение? По большому счету, я ничего не мог себе позволить. Иждивенец! Нахлебник! Мечтатель и утопист! Что ты можешь в своей жизни, если ты даже не знаешь, как заработать денег? Опять меня охватила и начала съедать рефлексия. Гребаный преждевременный кризис среднего возраста. Что делать? Куда я иду? Что я делаю? Делаю ли я все правильно? Возникла бесконечная пулеметная очередь вопросов к себе, которые накаляли сталь моих натянутых нервов, превращая их в красную жижу.

***

Время шло, и ноябрь начал окутывать улицы снежным покрывалом. С Родионом мы стали видеться чаще, и дружба наша только крепла. Поскольку у него был прямой выход на дилера, я стал решать вопросы по покупке травы без особых проблем. К тому времени знакомых, которые обращались ко мне с просьбой приобрести для них зелья, накопилось достаточно, и я был обеспечен халявной дурью каждый день. Иногда бывало, что благодарственной травки, которая ссыпалась в полиэтиленовую упаковку от пачки сигарет, собиралось до пяти конфеток, – так мы называли отсып. Зелье в такой прозрачной упаковке скручивалось, и было похоже на леденец. В момент, когда собиралось несколько халявных конфеток, и можно было сформировать целый башик шмали, я не брезгал иной раз продать его какому-нибудь приятелю. Родион про это знал и поступал так же. В те времена барыги были особенно презренны, поэтому без конспирации действовать в таких случаях было нежелательно. И вот однажды, дома у Реда, накурившиеся и довольные жизнью, мы вновь болтали о житейском.