Меньшее зло - Юлий Дубов

Он знал, что она догадалась, и от этого отношения не улучшались.

В дом стали приходить люди — иногда по два-три человека ежедневно, всё время разные. Они появлялись к обеду, часто засиживались до ужина, в её присутствии аккуратно говорили о несущественных мелочах. Потом переглядывались как по команде. «Ну что ж», — говорил муж, и они уходили в кабинет, куда она потом приносила кофе и чистые пепельницы.

— А это кто? — спросила она однажды.

— Ты что думаешь — я всю жизнь просижу дома? — с обидной резкостью ответил муж. — Мне на пенсию рано.

— Я поэтому и спрашиваю, — сказала Ленка, решив не обращать внимание на тон.

Эф Эф помрачнел.

— Знакомые. Зовут на работу в разные места.

— А ты?

Он не ответил. Подошёл к бару, взял бутылку коньяка, бокал и сел к телевизору, прибавив звук.

Больше она вопросов не задавала.

Насколько сильно проник к нему в кровь медленно действующий яд инфокаровского прошлого, стало понятно чуть позже.

Газеты Федор Фёдорович просматривал за завтраком, если что-то привлекало внимание, ставил на полях карандашную птичку. Потом удалялся на обязательную прогулку, а газеты оставались на журнальном столике. Однажды в его отсутствие Ленка, разобравшись с обедом, залезла с ногами в кресло и зашелестела страницами. Ей тут же бросилось в глаза, что птички оказались рядом с упоминаниями «Инфокара».

Это не было случайностью. В те редкие дни, когда «Инфокар» не подбрасывал новых сюрпризов, газетные поля оставались девственно чистыми.

— А я знаю, почему ты никуда не устроишься, — как-то сказала Ленка за обедом.

Эф Эф заинтересованно посмотрел на неё.

— Почему?

— Ты хочешь найти второй «Инфокар». А второго «Инфокара» нету.

Муж покраснел. Ленка поняла, что попала в точку. И тут же пожалела об этом, потому что он немедленно ушёл в кабинет, оставив на столе нетронутую тарелку с супом.

Однако её неосторожные слова сняли табу с инфокаровской темы. Эф Эф понемногу разговорился.

— Посмотри, — и он перебрасывал ей через стол газету. — Посмотри! Ты понимаешь, что они делают? Они же зарвались! Это уже не бизнес, это аутизм, полная потеря чувства реальности. У них связь с окружающей средой отсутствует начисто. Какая-то патологическая жажда потребления. Внимательно, внимательно посмотри!

С каждым днём непременное обсуждение очередных инфокаровских сюжетов становилось всё более продолжительным и резким. Ленка не на шутку встревожилась.

Неужели вся их будущая жизнь так и пройдёт — в бессмысленной борьбе с пережитым?

Иногда по вечерам Эф Эф выводил Ленку в ресторан. Бывали и в театрах. С театра, собственно, и началась новая жизнь.

В тот вечер в Большом давали «Жизель». В антракте они спустились вниз, к входной двери. То, что Ленка курит, Федор Фёдорович не одобрял. Но и не запрещал.

Человека в коричневом костюме, с сонным помятым лицом Ленка заметила сразу. Он стоял у стенки и безразлично оглядывал разношёрстную толпу. Может, Ленка и не обратила бы внимания, но рука мужа, поддерживавшего её за локоть, когда они спускались по лестнице, неожиданно напряглась. Поэтому она и увидела человека в коричневом костюме, проследив за взглядом Эф Эфа.

Сонный человек делано зевнул и начал лениво пробираться в их сторону. Оказавшись шагах в трёх, достал сигарету, вставил в тёмный мундштук, но закуривать не стал, а как бы застыл, держа мундштук на отлёте и вглядываясь в потолок.

— Федор Фёдорович, вы ли это? — раздалось откуда-то сзади. — Сколько лет, сколько зим!

Рядом с ними оказался моложавый подтянутый мужчина в смокинге, он радушно улыбался. На лице сонного соглядатая выразилась ещё большая скука.

— Приветствую, — сказал муж. — Действительно, давно не виделись. У вас как дела? Все там же?

— А куда ж я денусь? Вам, кстати, большой привет. Не забыли дедушку?

Муж неопределённо мотнул головой.

— Заехали бы как-нибудь, Федор Фёдорович. А то ему скучно. Скучает без свежих лиц.

— Если как-нибудь…

— Вот и отлично. Скажем, завтра. В одиннадцать пятнадцать.

Человек в коричневом неспешно развернулся, сделал шаг в сторону и растворился. Только произошло неясное шевеление воздуха.

Федор Фёдорович посмотрел ему вслед.

— Вы как думаете, Игорь, — обратился Эф Эф к моложавому мужчине, — это он за вами? Или за мной?

— Кто? Ах, этот… Понятия не имею. Им же сейчас делать нечего, вот и занимаются удовлетворением своего и казённого любопытства. Так договорились?

Ленка очень хорошо знала, что есть темы, которые с мужем обсуждать бессмысленно. Но часов в пять она проснулась, мужа рядом не обнаружила, поворочалась немного, потом встала и увидела полоску света под дверью в кабинет. На рабочем столе и на полу валялись скомканные листы бумаги. Федор Фёдорович сидел в кресле и что-то быстро писал. Увидев Ленку, мгновенно перевернул листок и сделал ещё движение, будто пытаясь загородить собой разбросанный бумажный мусор. На лице Эф Эфа изобразилась такая тоска, которую она наблюдала только раз в жизни — в приёмной, перед последней встречей с Ларри.

— Что-то случилось? — тревожно спросила Ленка.

— Выйди, — неожиданно грубо сказал Федор Фёдорович. — Выйди, закрой дверь и ложись.

— Я больше не засну.

— Тогда погладь мне рубашку. В восемь мне надо уходить. Все. Сейчас я очень занят.

С этого утра их жизнь переменилась неузнаваемо. Со свидания с загадочным дедушкой муж пришёл только к вечеру. Таким Ленка его ещё не видела.

— Что? — крикнула она, не на шутку перепугавшись, забыв про обиду, и перегородила Эф Эфу дорогу.

— Я, — замогильным голосом объявил муж, — возвращаюсь на государственную службу.

— Куда?

— На го-су-дарст-вен-ную службу, — Эф Эф поводил пальцем перед её носом и невесело оскалился. — Вот. Дослужился.

— На какую? Снова в органы?

— Иди сюда. Скажу на ухо.

Он прошептал два коротких слова. Ленку качнуло.

— Если тебе ещё хоть кто-то из «Инфокара» позвонит, не вздумай разговаривать. Поняла? Категорически. Ни с одной живой душой. Хотя теперь они до тебя не дозвонятся…

«Если рука не ранена,

можно нести в руке и яд -

яд не повредит не имеющему ран».

«Дхаммапада»

У него имелись имя, отчество и фамилия. Но так его могли бы называть только те, кто не был знаком лично. Впрочем, непосвящённые никак его не называли, потому что даже не догадывались о существовании этого человека. А те, кто знали, именовали его просто Старик.