Меньшее зло - Юлий Дубов

На это ушло несколько часов, но лягушка оказалась на редкость неподатливой. Каждый раз он с неторопливой методичностью доводил Ленку до финальной судороги, выжидал несколько секунд, переводил дыхание, вставал и уходил в ванную. Шумела вода, потом в ванной гас свет, он возвращался, ложился рядом и вежливо обнимал Ленку за плечо.

— Я когда к тебе в номер пришла, — сказала Ленка, — сначала решила, что здесь никто не живёт.

— Правда?

— Правда. Так все чисто. Никаких следов человеческого существования.

— А теперь понимаешь, что я здесь живу?

— Не-а. Тебя тут нет. Я есть, а тебя нет. Как будто ты в воздухе висишь и ни с чем не соприкасаешься. Как привидение.

— Интересно. Любопытное наблюдение. Тебя ведь Леной зовут?

— Да. А тебя как-то… Тит Титыч? Пётр Петрович?

— Федор Фёдорович. Но лучше просто по имени.

— Федор Фёдорович, — повторила Ленка, пробуя имя на вкус. — Неудобно. И Федя — тоже неудобно. Я тебя буду называть — Теодор. Очень благородно звучит.

— Возможно. Но мне не нравится.

— В пустыне есть змея, — неожиданно сообщила Ленка. — Эфа песчаная. Длинная, ядовитая и с красивыми узорами. Ты ведь из Конторы? Я тебя буду называть Эф Эф. Или просто Эф. Это тоже эфа, но мужского рода.

Вот так и познакомились.

Второй раз они встретились, когда у Платона возникли, а потом, при бескорыстном соучастии Федора Фёдоровича, рассосались проблемы с выездом за границу, в Италию.

Дня через четыре после того, как он улетел, к Ленке подошёл Ларри и попросил:

— Послушай… Тут такое дело. Возьми пару дней за свой счёт, слетай в Питер. Помнишь, на школе был такой — Федор Фёдорович? Надо ему от меня пакетик передать. Небольшой подарок. Знак внимания.

Запутанную книгу человеческих взаимоотношений Ларри читал с листа и не напрягаясь. И это многим было понятно. Использование Ленки в качестве почтальона означало, что к небольшому знаку внимания прилагается ещё и живой привет — с высокой грудью, длинными ногами и незаконченной романтической прелюдией.

Пара дней превратилась в неделю, за которую Ленка узнала много интересного.

По пунктам:

1. Он холост. Точнее, разведён. Была жена, и был он с ней в Демократической Республике Германии, где занимался своими комитетскими делами. Пока он ими занимался, жене приглянулся заезжий из Союза театральный товарищ. В результате получился скандал, и из ГДР его отозвали.

2. На Родине его встретили плохо. Из Конторы не попёрли, но поручили совершеннейшую, по его квалификации, ерунду — следить, чтобы ценная научно-техническая информация не утекала за рубеж, а напротив — притекала оттуда в постоянно увеличивающихся объёмах. Это и объясняло его присутствие на устроенной Платоном школе-семинаре.

3. Все ребята ему понравились. Весёлые и задорные мальчишки, хотя возрастная разница не так чтобы очень. Претензий к ним никаких нет. А это уже очень важно, потому что см. пункт 4.

4. Карантин он высидел, дрезденская история с сукой-женой списана в архив, и его переводят в Москву, в центральный аппарат. Это вовсе не означает, что он собирается ежевечерне пить водку с Платоном, Ларри и Витькой Сысоевым, но готов помогать, если возникнут проблемы типа… Ну, какие-нибудь проблемы. Мало ли что…

5. И не такой уж он холодный лягушонок. Просто кошмарно зажат и от этого жутко традиционен. И скорее всего, история с женой его поломала, поэтому он боится вылезти из скользкой лягушачьей кожи. В принципе, материал вполне пригодный, хотя и нелёгкий. Трудный в обработке.

Но в Москве всё сложилось далеко не сразу.

Перебравшись в столицу, Эф Эф не проявлялся довольно долго. Потом позвонил и пропал чуть ли не на год. Через год перезвонил, сказал, что сейчас в Москве его нет. А на заданный Ленкой наивный вопрос, какая погода там, где он сейчас есть, уклончиво ответил, что переменная.

Объявился в августе девяносто первого, но встретиться не получилось.

От девчонок Ленка узнала, что в синем платоновском блокноте, хранящемся в самом секретном сейфе «Инфокара», есть прямой телефон некоего Федора Фёдоровича, именуемого в секретариате Федей Питерским, и что в дни путча он из офиса на Метростроевской практически не вылезал.

А потом, весной девяносто второго, когда звезда «Инфокара» стремительно летела ввысь над разваливающейся на глазах державой, Ленку вызвал Ларри и сказал:

— Я тут новый офис прикупил, для банка. На Старом Арбате. Сейчас посадил там кое-каких людей. Я тебя вот что попрошу. Раз в день, часиков в двенадцать, ты вот в это место подходи, позвонишь там из автомата. Да! Ты же его знаешь — Федор Фёдорович, ты к нему в Питер от меня ездила. Он для меня документы будет передавать.

И совсем было вспыхнула уже начавшая тускнеть искорка, но тут подвернулся Серёжка Терьян, брошенный на приручение мятежного питерского филиала, и Ленка не выдержала — привела Терьяна на Арбат, усадила на лавочку и оставила с Фёдором Фёдоровичем наедине.

Эф Эф повёл себя как офицер и джентльмен. Он досконально исполнил Ленкину просьбу, вооружил Терьяна смертоносной информацией и, повинуясь внутренним заморочкам, немедленно прекратил все отношения с Ленкой. Ничего объяснять не стал. Судя по всему, появление Терьяна и проявленный Ленкой интерес к его делам послужили для него сигналом, что он может оказаться лишним.

Он не объявился ни когда украли и убили невесту Терьяна, ни когда наполовину парализованного и с трудом ворочающего языком Серёжку привезли из Питера, ни даже после того, как в Москву пришла страшная весть о сгоревшей машине, пробившей бетонное ограждение австрийского автобана, и об изуродованном до неузнаваемости трупе, нашедшем последнее пристанище на тихом венском кладбище. Серёжка…

Все, казалось бы, закончилось, будто и не начиналось. Уже была отброшена ненужная более конспирация, таинственный арбатский особнячок превратился в шикарное банковское здание, и Эф Эф стал регулярно появляться то на Метростроевской, то в клубе, вежливо раскланиваясь с Ленкой и ничем не выделяя её из стайки офисных девочек.

Но тут началась большая война льготников, загремели взрывы и выстрелы, неведомо откуда появившиеся на подмосковных трассах танки стали разносить в труху бронированные «Мерседесы» и джипы, и одной из жертв оказался Витька Сысоев, не выдержавший недоверия своих же, деликатно замаскировавший собственную смерть под дурацкий несчастный случай по пьяни и приславший Платону письмо с многоточием и вопросительным знаком в конце.

Тогда с Ленкой произошла истерика, не на шутку всполошившая офис. Она визжала пронзительно и страшно, захлёбываясь слезами, и закатила приехавшему Платону оплеуху.

Возникший на пороге Федор Фёдорович тут же сгрёб Ленку в охапку, зажал ладонью раззявленный в крике рот, отнёс в машину и увёз к себе на квартиру. Там вколол ей что-то, раздел, засунул в ванну, потом завернул в полотенце, унёс в кровать, дождался врача и исчез на сутки.