Восьмой смертный грех - Антон Леонтьев

Эдуард, оказавшись на свободе, подошел к Лене.

– Скажу честно, ваша кузина слишком назойлива, – произнес он.

– Моя кузина? – изумилась Лена. – Но о чем вы?

Настала очередь Эдуарда выказать недоумение:

– Дама в черном начала с того, что она ваша кузина и что вы очень похожи не только внешне, но и по характеру. Значит, она не ваша родственница? Что ж, вам очень повезло!

Регина метала на них злобные взгляды. Грегуара явно наслаждалась происходящим, еще бы, ведь Регина не посмеет оскорбить важную гостью и, бросив ее, присоединиться к Эдуарду. А ведь Регине только этого и хочется.

Наконец, воспользовавшись тем, что к Грегуаре подошел кто-то из политиков, Станкевич весьма поспешно, едва не сбив с ног официанта с подносом, двинулась в сторону Лены и Эдуарда. Она сразу заявила:

– Мистер Хаммерштейн, прошу прощения, что нас прервали, но это ваша матушка… Так на чем мы остановились?

Эдуард посмотрел на Лену так, словно у него внезапно заболел зуб, улыбнулся и произнес:

– Кажется, на родственных отношениях между вами и мисс Монастырской, не могли бы вы их прояснить для нас?

Регина растерялась, схватила с подноса бокал с шампанским, отпила глоток и уже раскрыла рот, чтобы произнести очередную ложь, как вдруг раздался истошный крик:

– Отпустите меня! Я сказал, немедленно отпустите, а не то буду стрелять!

Музыканты, квинтет которых до этого играл что-то классически-меланхолическое, стихли, пискнула скрипка, и взвыл контрабас. Лена повернула голову, чтобы узнать, в чем дело. Эдуард нахмурил брови, за его спиной сразу возникло двое дюжих телохранителей. Грегуара в испуге протянула руку к шее, украшенной бесценным рубиновым ошейником. Регина, пылающая злобой оттого, что и на этот раз помешали ее общению с Эдуардом, развернулась на сто восемьдесят градусов.

Публика недоумевала. Среди празднично одетых мужчин и их прелестных спутниц вдруг возник странный субъект. Он тоже был облачен в смокинг, на шее болтался галстук-бабочка, однако этот человек никак не мог сойти за почетного гостя. Он отбивался от охранников, которые пытались выволочь его из зала.

Лене показалось, что лицо этого человека с противным визгливым голосом ей смутно знакомо. Где же она его уже видела?

– Никому не двигаться! – закричал по-русски, а потом по-английски мужчина. Его шарообразное лицо исказила судорога, в глазах, спрятанных за маленькими очечками, сквозили безумие и одержимость. Седые волосы, слишком длинные и неухоженные, сбились в колтун.

Субъект зажал правую руку за лацканом смокинга, который был ему слишком мал: он явно взял его напрокат, лишь бы проникнуть на вечеринку.

Всеобщая растерянность быстро сменилась смятением и паникой. Лена и сама ощутила, что у нее начало усиленно биться сердце. Она вдруг вспомнила, где видела этого господина, который теперь, брызжа слюной, приковал всеобщее внимание. Именно его уволили не так давно с большим скандалом за то, что он, руководитель одной из лабораторий, якшался с конкурентами и даже продавал им секреты «Хаммерштейна». Доктор наук, профессор, специалист с отличной репутацией и большим окладом – и вдруг такое. Как же его зовут, на него даже завели уголовное дело…

– Федор Викентьевич! – сказал освоившийся с обстановкой генеральный директор. Лена вспомнила: так и есть, Ф.В. Тимчук, про него даже показывали сюжет по местному телевидению.

– К чему эта мелодрама, зачем ты портишь нам праздник? Ну, давай, вынимай свое оружие, отдай его охране. И мы тебя отпустим, обо всем забудем…

Лена видела, как к Тимчуку с тыла подбираются двое охранников. Однако мятежный химик, явно чуя подвох, вдруг развернулся и, заметив вросших в пол ребят, заорал, срываясь на фальцет:

– Стоять, я кому говорю! У меня оружие!

Он выдернул руку из-под смокинга, и все увидели зажатую в его ладони гранату – небольшую, темно-зеленую, ребристую. Лена посмотрела на Эдуарда. Хаммерштейн держался на редкость спокойно, только его взгляд стал жестче. Регина же ахнула и выпустила из рук бокал. Тот упал на мраморный пол, и звон разнесся по всему залу, как выстрел.

Тимчук дернулся, как укушенный, и его длинный палец выдернул чеку. Алюминиевое колечко отлетело в сторону и приземлилось около Грегуары Хаммерштейн. Супруга миллиардера, как изваяние, застыла с рукой у горла.

– Федор Викентьевич, – медленно сказал генеральный директор. – Держи гранату крепко. Прошу тебя! Ребята тебе объяснят, что с ней делать, чтобы она не рванула…

Химик рассмеялся, и от его пронзительного смеха по телу Лены побежали ледяные мурашки.

– Я сам знаю, что с ней делать, – сказал Тимчук. – И если на меня нападут или выстрелят, то вам всем конец! Взрыв разнесет вас в клочья, а тех, кто не умрет сразу, придавят плиты рухнувшего потолка. Это понятно?

Реальная опасность была понятна всем. Федор Викентьевич, чувствуя, что теперь его готовы слушать, расправил плечи и выставил вперед заросший седой щетиной подбородок.

– Ну что, господин генеральный директор, – сказал он почему-то на английском. – Ты меня уволил. Конечно, у вас в концерне не могут трудиться воры и предатели. Да, признаю, я работал на ваших конкурентов, но те предложили мне за одну-единственную формулу целых пятьдесят тысяч долларов. Так почему я должен был отказаться?

Лене стало дурно. Эдуард, видя это, обхватил ее рукой за талию. Лена прислонилась к нему. Регина, заметив это, открыла рот, чтобы произнести что-то едкое, но раздумала и перевела взгляд на Тимчука.

Тот вздернул вверх руку с гранатой. Химик выглядел триумфатором.

– Вот это – расплата за все, что вы сделали со мной! Вы разрушили мою карьеру, растоптали меня, сделали из меня преступника, – вещал он на скверном, но вполне понятном английском. – Господин Хаммерштейн, какая честь, – обратился он к Эдуарду. – Я ждал вашего приезда. Вас и вашей матушки.

Федор Викентьевич подошел к Грегуаре, остановился около нее. Та смерила его ледяным и полным презрения взглядом. Террорист спросил:

– На сколько застрахована ваша жизнь, мадам? А на сколько – чудесное колье, которое украшает вашу шею? Уверю вас, после того, как все закончится, колье вам уже не понадобится!

– Чего вы хотите? – прервал тираду сумасшедшего Эдуард. Его голос звучал тихо, однако в нем не чувствовалось ни нотки паники. – Денег? Вы получите сколь угодно много, если выпустите всех присутствующих из зала. Хотите прекращения судебного преследования? Я немедленно отдам приказ снять все обвинения против вас.

– Теперь уже слишком поздно! – закричал Тимчук. – И не делай вид, Эдуард, что ты не боишься! Я же вижу, что ты трясешься, чертов папенькин сынок! Прежде чем я взорву всех вас и себя вместе с вами, я расскажу о том, что творится на самом деле в секретных лабораториях «Хаммерштейна». Тебе, Эдуард, не все известно, это твой папаша занимается под прикрытием производства косметики страшными делами. Или ты тоже в курсе, сын старого дьявола?