Когда отдыхают ангелы - Марина Аромштам

— Да, деда, совсем не видно. Сначала, когда мы накрылись, казал что видно: один жабастый смотрел прямо на меня, хихикал и даже протянул в мою сторону зеленую лапу. Но Марсём сказала: «Под покрывалом нас не видно. Это условие», — и хлопнула его по этой лапе. Так что потом никто уже лапы не совал. И мы добрались до заповедного круга!

— Вообще-то я не удивляюсь, — дедушка, казалось, был удовлетворен моими объяснениями. — Все-таки парашютный шелк — стоящая вещь. Он всегда себя оправдывал. Что только мы из него не шили: и анораки, и бахилы, и краги! Помню, у одного моего приятеля даже рюкзак был из парашютного шелка!

— Папа, — притворно нахмурилась мама, — ты поставляешь ненужную информацию. Подумай сам: при чем тут парашютный шелк? Тебе же сказали: покрывало с магическими свойствами. И секреты его производства неизвестны.

Дедушка немного растерялся:

— Да-да, Оленька, ты права. Но, видишь ли, другой шелк, пожалуй, не выдержал бы такого обращения — всех этих битв и зеленых лап. Здесь нужен очень прочный материал…

— Ну, уж не знаю! Сам подумай: откуда у Отшельника парашют? — продолжала мама дразнить дедушку.

— Может быть, ему кто-нибудь подарил, — попробовал выкрутиться дедушка. — Отшельники часто живут за счет подношений добрых людей…

— Какой-нибудь летчик, да? Свалился с неба прямо ему на голову и подарил!

— Ну, зачем же летчик. Какой-нибудь старый альпинист, у которого этот шелк долго хранился без надобности…

— Я даже знаю одного такого, — закивала мама.

— Версия с альпинистом выглядит убедительно, — В.Г. вроде бы говорил серьезно. — Когда он был молодым, то ходил в горы. А когда достиг солидного возраста, стал чаще гулять в лесу.

— Альпинист по лесу шел, парашют в траве нашел! — не унималась мама.

— Нет, не совсем так. Парашют хранился у него дома. Но как-то раз он во время прогулки наткнулся на одинокую хижину…

— На шалаш, — я решила внести некоторые уточнения: выяснять историю появления магического покрывала было интересно.

— На шалаш с огромными дырками в стенках.

Против этой детали, предложенной мамой, В.Г. не возражал.

— Пусть так. Он посмотрел на этот шалаш и подумал: не подарить ли мне что-нибудь этому человеку…

— Чтобы он мог закрыть свои дырки…

— Старый альпинист вернулся домой, взял парашют и отнес Отшельнику.

— А тут оказалось, что парашют может не только закрывать дырки, но и сделать невидимыми тех, кто решил сразиться с Дрэгоном!

Дедушку предложенная легенда устроила, и он вздохнул с облегчением. Но продолжал вслух жалеть, что бабушка не дожила до этого дня. Она в таких вещах понимала толк — в волшебных покрывалах, в дрэгонах. Тут мама опять не согласилась:

— Про покрывала ничего сказать не могу. Что же касается Дрэгона, патент на это сомнительное изобретение целиком принадлежит Марсём. И она своего добилась: в течение последнего месяца мы, как дураки, только и делаем, что обсуждаем ее выдумки!

— А впереди еще бал! — с улыбкой напомнил В.Г., и его глаза тут же спрятались в щелочках.

— Вот именно, новая головная боль!

Бал был обещан победителям Черного Дрэгона, и обещание требовалось выполнять. Но Марсём ничего не могла делать «без фокусов». Выяснилось: на празднике, кроме принцев и принцесс, будут танцевать родители.

— Оленька, — дедушка пытался успокоить мамино раздражение. — Но ведь это тайное желание взрослых! Просто высказанное вслух. Каждый человек в глубине души мечтает хоть раз потанцевать на балу! Это так прекрасно!

— А больше ему и мечтать не о чем! Только не рассказывай, что сказала бы бабушка, — сердилась мама. — К тому же есть одна ложка дегтя в этой танцевальной бочке меда. Твоя Марсём потребовала приходить на репетиции парами — дама с кавалером. Говорит: «Мы должны продемонстрировать красивые образцы взаимодействия между мужчинами и женщинами!» А где я возьму кавалера, а?

— Значит, ты все-таки хочешь танцевать? — обрадовался дедушка. — Конечно, хочешь! Это так понятно. Знаешь — я с удовольствием буду твоим кавалером.

Бедный дедушка! Он так хотел, чтобы мама отправилась на бал. Он хотел галантно подавать ей руку, и выводить в бальный круг, и с поклоном усаживать на место. Но первая же репетиция расстроила его планы.

— Оленька, я, кажется, переоценил свои возможности, — дедушка не мог подавить вздох. — Боюсь, я могу тебя подвести: надо так быстро опускаться на колено! Чтобы в музыку уложиться. Но ты обязательно должна танцевать. Обязательно. Знаешь, — тут дедушка постарался говорить нарочито беспечно, — я попросил Володеньку меня заменить. И он согласился. С радостью.

Мама фыркнула, но представившуюся возможность не отвергла. К тому же выяснилось, Марсём тоже пригласила В.Г. принять участие в бале — вместе с перерожденными жабастыми. Так что он вполне мог совместить возложенные на него обязанности.

Теперь все вокруг — и дома, и в школе — были заняты исключительно мыслями о бале.

…Когда мне было одиннадцать, родители призвали меня «поговорить». Они сидели в кухне, за пустым столом, с торжественными выражениями на лицах.

Отец постарался говорить мягко и доверительно: «Видишь ли, у нас в жизни изменения. Мы с матерью решили разойтись». Это было почти невыносимо, поэтому я с поспешной готовностью согласилась: «А-а-а… Ну, расходитесь. Раз решили. Только бумаг никаких не подписывайте. Вдруг потом передумаете!» Почему-то мне казалось, что корень зла в этих самых бумагах. «Мы уже все подписали, — в отличие от отца мама держалась строго и независимо. — И папа теперь будет жить отдельно. Но ты сможешь ходить к нему в гости». Я сказала: «Ладно. Буду ходить». — «Ну, тогда все». Я повернулась и ушла. А отец собрал свои вещи и переехал жить в школу.

С этого момента все разговоры, так или иначе касавшиеся семейной жизни, мама начинала фразой: «Запомни: нужно быть гордой!»

Иногда сообщение имело более развернутый вид: «А то некоторые видят смысл жизни в стирке вонючих носков!» По-моему, отец всегда сам стирал себе носки. Но теперь это было неважно. Теперь я должна была усвоить: «Стирать мужские носки — ниже всякого достоинства. Совершенно не годится стирать чьи-то носки».

Мама никогда не говорила об истинных причинах, пробудивших в ней приступ гордости. Я узнала об этом много лет спустя: у отца, тогда директора школы, случился роман с районной начальницей. И кто-то маме об этом настучал. Отец был сознательный, роман быстро кончился. Но мама уже подала на развод.

После этого она стала истязать себя работой и между сменами — первой и второй — доводить до моего сознания: у нас очень мало денег. Но жаловаться нечего. И некому. Лучше отсутствие денег, чем стирать мужские носки и проводить жизнь среди грязных кастрюль, обслуживая не пойми кого и не пойми зачем. Видимо, ее женское горе я должна была разделить с ней по полной.