Директория. Колчак. Интервенты - Василий Болдырев

Я весьма смутно представлял себе обстановку Омска. Очень мало знал об областной Сибирской думе. Те отрывочные сведения, которые мне приходилось слышать, были далеко не в ее пользу. Кроме того, я был в значительной степени поглощен подготовительными работами по объединению фронта. Я был озабочен необходимостью подчинения чехов будущему русскому Верховному главнокомандованию и не хотел сразу становиться в зависимое от них положение.

Я знал, что у обеих борющихся сторон каждый мой шаг был на учете и всякое неосторожное с моей стороны решение могло иметь ряд самых нежелательных последствий.

В силу этих причин я отнесся и к сообщенным мне сведениям, и к поставленному в упор вопросу весьма осторожно, приняв их лишь за информационный материал. Это вызывалось до некоторой степени и новым срочным сообщением Рихтера, что будто бы у арестованных по приказу Михайлова лиц «нашлись документы, свидетельствующие об их попытке какого-то переворота налево» и что «настоящий военный министр Иванов в этом не замешан».

Последнее сообщение заставило меня придать вес и заявлениям, сделанным мне самим Ивановым-Риновым, которого я спросил о происходящем в Омске и который заверил меня, что им отдан приказ начальнику гарнизона Омска о ликвидации этой авантюры и что вопрос там будет безболезненно улажен.

10/23 сентября 1918 года на торжественном общем собрании Уфимского Государственного совещания, при огромном стечении публики, было объявлено об избрании Всероссийской власти в лице упомянутых выше пяти членов. Заявление это было бурно встречено переполненным залом.

Акт[11] об образовании Всероссийской верховной власти был зачитан председательствовавшим на этом заседании Е.Ф. Роговским.

Церемония подписи этого акта, присяга членов правительства41 – все это было новым для присутствовавших на торжестве, волновало их, рождало горячую веру в быстрое восстановление потрясенной Родины.

Тогда еще были надежды и недостаточная оценка того, что творилось в Москве, в другой, новой России.

У членов правительства это торжественное настроение быстро было нарушено суровой будничной действительностью.

Едва окончилось заседание, как было получено весьма тревожное донесение из Омска. То, что до сих пор было известно неофициально от чехов, теперь являлось официальным донесением новой власти, которая должна была принять то или иное решение.

Донесение подтверждало факт ареста Крутовского и Шатилова, которые были вынуждены под угрозой расстрела подать прошения об отставке, после чего их, совместно с председателем Сибирской областной думы Якушевым, арестованным одновременно с ними, выпустили на свободу с обязательством в течение суток оставить Омск. Отставка их принята Административным советом временно, до приезда Вологодского или Серебренникова. Далее сообщалось, что Новоселов42 убит неизвестными в военной форме, будто бы при попытке бежать.

Областная дума постановила временно, до прибытия ответственных министров (Вологодского и Серебренникова), взять власть в свои руки.

Чехи, по инициативе некоторых демократических групп, арестовали начальника Омского гарнизона полковника Волкова. Министр Михайлов, предполагавшийся руководителем события, скрылся, квартира его оцеплена.

В городе спокойствие.

Это был первый пробный камень для Директории. Ликвидация задуманной в Омске и неудавшейся только благодаря вмешательству чехов авантюры перекладывалась на ее плечи.

У Директории не было реальной силы в Омске. Быстрая и короткая расправа с переворотчиками могла быть выполнена только через чехов. Их батальона оказалось достаточно, чтобы арестовать начальника гарнизона полковника Волкова43 и заставить скрыться подозреваемого главу переворота Михайлова.

Очень смелые с безоружными министрами анненковцы и красильниковцы44 – реальная сила Омска – и пальцем не шевельнули в защиту их начальника Волкова и покровителя – министра Михайлова.

Но закреплять первые шаги Всероссийской власти штыками чехов Директория не считала возможным45.

Лично мне не было ясно, что произошло в Омске. Надо было в этом разобраться, но прежде всего следовало восстановить права потерпевших и путем строжайшего следствия обнаружить виновных.

В составе Директории был человек, который, несомненно, лучше других понимал, что происходит в Омске; это был В.В. Сапожников, заместитель отсутствовавшего Вологодского, но он – старый сибиряк и… член Административного совета.

Глубокой ночью, с сознанием внезапно навалившейся тяжелой ответственности, в обстановке так резко обнаружившихся противоречий, Директория вынесла свое первое постановление:

«1) Признавая непререкаемые права Сибирской областной думы, как временного органа, представляющего в пределах, установленных положением о временных органах управления Сибири, интересы сибирского населения, но имея в виду невозможность при создавшихся условиях нормальной деятельности Областной думы – отсрочить ее занятия впредь до создания таковых. 2) Отставку членов Временного Сибирского правительства И.В. Шатилова и В.М. Крутовского считать недействительной и призвать всех наличных членов означенного правительства46 к спокойному выполнению своих обязанностей, ввиду крайней необходимости непрерывной работы в столь тягостное для России время. 3) Предоставить Уполномоченному Вр. Всероссийского правительства гражданину А.А. Аргунову47 чрезвычайные права в деле выяснения виновности тех или иных лиц в имевших место событиях и 4) призвать все население Сибири к полному спокойствию и уверенности в том, что интересы, права и законности Временным правительством будут охранены в полной мере».

Решение это, при всей осторожности его, было к тому же и слишком мягким в условиях того времени.

Стороны расценили его так, как и должны были расценить. Дума прерывала свои действия, не получив реванша за нанесенные ей Омском удары; естественно, это не вызвало в ней особо нежных чувств к Директории. Омск торжествовал, он временно, за счет Директории, покончил с думой, остался почти безнаказанным, так как следственная комиссия, попавшая в омут омских интриг, среди поддержки виновников преступления своими людьми, явно обрекалась на пустую формальность.

Это было некоторым утешением для Омска, ввиду выяснившегося провала миссии Вологодского и отказа в признании союзниками.

Чехи, со своей стороны, конечно, вполне ясно увидели в этом решения определенный намек, что их вмешательство в наши внутренние дела совершенно не одобряется Директорией.

Во всяком случае, маневр, проделанный Омском, был чувствительным ударом по Директории – это надо было учесть, как первое серьезное предостережение.

Вечерний горячий призыв к единению рассеялся в предрассветном тумане. Вражда и рознь открыто ползли из всех щелей.