Любовная ловушка - Хизер Гротхаус

Ивлин не смогла сдержаться и тоже улыбнулась. Затем сняла с веревки две чистые тряпицы.

– Ей больше всего понравилась твоя похлебка.

– Может быть, – дружелюбно пожал плечами Маккерик и помешал ложкой в котле. Элинор подошла к нему поближе и уловила аппетитный аромат. – Я хороший повар и потому понимаю твою подружку. Должны же мы с чего-то начать.

Он закрыл котел крышкой и положил сверху ложку.

– Все, больше не получишь, – сказал Маккерик. Волчица отошла и послушно легла на пол. Маккерик глянул на Ивлин, и она заметила в его глазах веселые искорки. – Я думаю, что если буду кормить ее и заботиться о ней, то в конце концов она привяжется ко мне.

Ивлин внимательно посмотрела на него, пытаясь понять, есть ли в последней фразе Маккерика скрытый смысл. Но внутренний голос шепнул Ивлин, что над такими вещами лучше не размышлять, поэтому она отвела взгляд от горца и села на пол рядом с волчицей, собираясь заняться ее раной.

Коналл тут же перетащил низкий табурет поближе к тому месту, где расположились Ив с волчицей. Он взял ее кружку в руки и, уперев локти в колени, принялся хлебать остывающий отвар. С этого места – рядом, но чуть-чуть позади – ему открывался замечательный вид на бледные изящные руки Ив, пляшущие над волчицей, и на длинный изгиб ее шеи, когда она наклоняла голову то в одну, то в другую сторону.

Его последние слова явно насторожили Ивлин, и Коналл мысленно сказал себе, что нужно вести себя более осторожно. Но он никогда раньше не ухаживал за женщинами. Нонна была обещана ему с рождения, так что ему не пришлось никого обольщать и соблазнять, теперь он был вынужден осваивать эту науку прямо по ходу дела.

Размышления о своей неопытности в вопросах любви дали новый поворот его мыслям.

– А ты была замужем, Ив? – спросил он. Ее рука на мгновение замерла.

– Нет, никогда, – ответила девушка и продолжила разматывать повязку.

– Верится с трудом, – заметил Коналл, когда понял, что она не будет вдаваться в детали.

Ивлин промыла рану влажной тряпицей.

– Почему?

– Девушка благородного происхождения, такая красивая и образованная – я думаю, тебя еще в детстве обручили с каким-нибудь лэрдом.

Кончики ее ушей порозовели.

«Помедленнее, Коналл, – напомнил он себе. – Не спеши».

– Я… правда была обручена. – Она посмотрела на него через плечо, и Коналл увидел ее покрасневшее лицо. – Мне кажется, рана почти затянулась. Приложить еще раз мох или не надо?

Коналлу понравилось, что Ив интересует его мнение. Он наклонился и внимательно осмотрел рану.

– Ну, по мне так твоя зверюга совсем здорова. Ты хорошо поработала. – И он широко улыбнулся.

Ив нахмурилась и едва заметно прищурила глаза. Коналл перестал улыбаться и придал лицу, какой надеялся, уместное в этом случае серьезное выражение.

– Думаю, что мох уже не нужен, – сказал Коналл. – Но стоит еще на день-два оставить повязку. Так, на всякий случай.

Ив согласно кивнула, подозрение во взгляде сменилось удовлетворением.

– Хорошо. – Она взяла в руки длинную тряпицу и расправила ее.

– Твой нареченный умер?

– Нет. – Она замолчала, перевязывая бок Элинор. Смастерив тугой узел, Ив закончила фразу: – Я ушла в монастырь до того, как мы поженились.

Коналл удивленно поднял брови. Его сердце сжалось.

– Любому мужчине не понравится, если его нареченная вдруг вильнет хвостом и сбежит, нарушив клятву.

– Да, он… огорчился, – Ив встала с пола с едва заметным вздохом, – но вскоре женился на другой. Насколько я знаю, они счастливы.

– Непостоянный у тебя жених, – с иронией заметил Коналл.

«Вернее, полный идиот», – сказал он себе.

– Он хороший человек, – возразила Ив. – Просто мы не подходили друг другу. И я поняла это раньше его.

– Почему? – спросил Коналл, ожидая услышать что-нибудь о любви, чести и благородных манерах, которых не хватало ее нареченному.

– Потому что я не хочу детей.

У Коналла перехватило дыхание. Он был настолько поражен, что сказал первое, что пришло ему на ум:

– Ты, конечно, шутишь, Ив.

– Нет, не шучу, – раздраженно ответила девушка, беря у него из рук кружку. Она выпила все до дна, а потом подошла к кувшину и налила еще. – Я пошла в монастырь, чтобы не рожать детей.

Наспех придуманный Коналлом план начал трещать по швам и рушиться прямо на глазах. То единственное, что он хотел получить от этой девушки, она как раз не хотела никому давать.

– Но… почему, Ив?

– Почему? Да потому что не все женщины хотят иметь детей, Маккерик, – отрезала она. – Роды – это игра со смертью. Я много раз видела, как они заканчивались. И гораздо чаще это была не радость, а трагедия. Моя собственная мать умерла при родах. Я не хочу, чтобы мой ребенок винил себя за мою смерть.

Коналл не знал, что сказать. Он думал о Нонне и их младенце. Ему было хорошо известно, каким горем могли закончиться роды. Но он никогда не думал об этом с позиции оставшегося в живых ребенка. Конечно, для юного сердца осознание того факта, что мать пожертвовала собой, давая ему жизнь, было тяжким испытанием. И он спрашивал себя, что могла бы чувствовать его дочь, если бы осталась жива.

Перед его взором вдруг предстала картина: маленькая темноволосая девочка – играющая, смеющаяся, живая, – но он тут же отогнал ее.

Теперь Коналл по крайней мере понимал, что Ив не хотела детей не потому, что испытывала отвращение к материнству, а потому что ее пугал сам процесс родов. Он увидел, как Ив налила себе в миску похлебки и нежно улыбнулась лежащей неподалеку волчице. Элинор довольно завиляла хвостом, разметая грязь на полу. Коналл в который раз удивился тому, что этой странной девушке из клана Бьюкенен удалось приручить самого дикого из лесных зверей.

«Она будет хорошей матерью», – подумал Коналл.

На следующее утро буря стихла. Поляна вокруг хижины, лес и вся долина, в которой она стояла, были засыпаны свежей снежной пудрой. Проснувшись, Ивлин почувствовала себя гораздо лучше. Слава Богу, на этот раз она была в кровати одна, но с раздражением отметила, что без теплого тела Маккерика она совсем замерзла. Грешница!

Маккерик уже встал и занимался хозяйством. Он до конца очистил овечий загон во дворе, выпустил Элинор на волю, чтобы та справила свою нужду, и докончил две ловушки, которые начал делать еще вчера вечером. Девушка тоже вышла на свежий воздух, а когда вернулась, горец вежливо спросил ее о самочувствии, и только потом пошел на охоту, попросив ее до его возвращения не уходить далеко от хижины.

Наконец-то Ивлин осталась одна. Она вымыла лицо и руки, прополоскала рот, расставила по местам те немногие вещи, что стояли на узкой полке. После этого девушка выкинула верхние ветки сосны из загона и немного подмела перед очагом.