История катастрофических провалов военной разведки - Джон Хьюз-Уилсон

К 1941 году обе группы были загружены под завязку. OP-20-G удалось получить практически полный доступ к ежедневным переговорам ВМС Японии; операция получила название «Орандж». Зоной ответственности SIS была дешифровка дипломатической почты японцев, имевшей название «Пурпур». Армия и флот не доверяли друг другу и не спешили делиться полученной информацией — у каждого ведомства были свои секреты. Отсюда проистекает вторая причина катастрофы, ведь для того, чтобы собрать пазл, нужно иметь перед собой все его фрагменты.

Если такой иллюстрации бюрократических проволочек недостаточно, то вот еще один пример конкуренции между OP-20-G и SIS. Лейтенант Саффорд писал: «Мы достигли договоренности с SIS о разделении обработки дипломатической информации на основе очередности: по нечетным дням ей будет заниматься флот, по четным — армия... Позже разведки флота и армии договорились о предоставлении информации в Белый дом и Государственный департамент на основе очередности: флот посылает такую информацию по нечетным месяцам, армия — по четным».

Итак, чтобы еще больше усложнить картину происходящего, армия и флот не только отказывались сотрудничать в анализе данных и введении технических усовершенствований, но и не стремились делиться успехами. В довершение всего они направляли своим боссам лишь добытую ими самими часть информации, не обращая внимания на ее целостность. В современном мире, где информация — ценный товар, способность получить монополию на доступ к уху важного политика является поистине триумфом бюрократа. Тем удивительнее то, что в 1940 и 1941 годах руководители армейской и флотской разведок не передавали полученную от своих подчиненных информацию даже президенту Соединенных Штатов.

Мотивом такого поведения служило подспудное (и небезосновательное) подозрение, что лица из президентской администрации не смогут удержать язык за зубами, если им станут известны настоящие тайны. Были, скорее всего, и другие, менее четкие мотивы. И генерал Маршалл, начальник штаба сухопутных сил, и адмирал Старк, начальник штаба флота, испытывали недоверие к разного рода советникам, окружавшим президента. Далеко не все были уверены, что «Новый курс» Рузвельта действительно служит интересам государства. Как результат, разведки армии и флота свели к минимуму объем информации по «Мэджик», используя очень жесткие фильтры. По-видимому, только Рузвельт, военный министр Стимсон (судя по всему, пересмотревший свое прекраснодушное мнение о недопустимости перлюстрации чужой переписки), военно-морской министр Нокс и госсекретарь Корделл Халл, имели доступ к секретной переписке «Мэджик», да и то в очень ограниченном объеме.

К декабрю 1941 года разведслужбы США «в складчину» сумели расшифровать как военно-морской шифр Японии (JN 25), так и большую часть дипломатической почты. Таким образом, они получили возможность расшифровать и понять намерения японцев относительно нападения на Перл-Харбор. К сожалению, американцы не предприняли ничего, чтобы консолидировать усилия своих разведслужб и образовать некий координирующий орган. И наконец, далеко не последним фактором было то, что конкурирующие агентства, стремясь избежать попадания информации в руки своих соперников и вашингтонских политиканов, дозировали информацию, открывая лишь ее часть, причем только время от времени. Таким образом, понимание причин катастрофы в Перл-Харборе становится более четким.

Однако к Перл-Харбору привел целый комплекс причин, а далеко не только запутанность и некомпетентность радиотехнических служб. Аналитики, профессионалы своего дела, неоднократно подавали тревожные сигналы с самых разных участков невидимого пока фронта, поэтому нельзя возлагать всю вину исключительно на разведку. У американских властей имелся доступ к различным свидетельствам, предоставленным самыми разнообразными источниками.

В главе 2 мы рассмотрели то, как сотрудники комитета «Дабл кросс», возглавляемого Джоном Мастерма-ном, перевербовывали агентов абвера и заставляли их работать против прежних хозяев. Если кого-то из высших бюрократов Вашингтона и можно обвинить в допущении Перл-Харбора, то этим «кем-то», безусловно, должен стать директор ФБР Эдгар Гувер. Именно он, поддавшись собственным предрассудкам, оставил без внимания ключевой сигнал о грядущей атаке на Перл-Харбор, посланный одним из лучших агентов МІ5.

В конце лета 1941 года в рамках операции, направленной против агентов абвера, британцы послали в нейтральные тогда Соединенные Штаты через Лиссабон агента «Трициклет» — югослава Душко Попова. Его миссия была двоякой: во-первых, он мог помочь американской контрразведке понять ценность двойных агентов, а во-вторых (и это было более важно), у «Трициклета» была одна из новейших немецких микропленок с четкими инструкциями от его официальных боссов. Фактически он вез «техническое задание» немецким разведчикам в форме длинной анкеты. Этот факт во многом проливает свет на истинные намерения стран «оси».

Среди вопросов этой анкеты нацистов особенно интересовала схема укреплений Перл-Харбора, его план и дислокация находящихся там сил. Вооруженный таким документом двойной агент Попов в конце августа 1941 года встретился с главой ФБР в Вашингтоне.

Встреча закончилась ужасным конфузом. Гувер отнесся к «двуличному балканскому плейбою» с подчеркнутой неприязнью. Выбранное англичанами для Попова имя «Трициклет» было отголоском старой шутки над его интимными пристрастиями — югослав любил, чтобы в его постели находились одновременно две женщины. Однако любая мысль об использовании такого «безнравственного дегенерата», как агент «Трициклет», была пресечена на корню пуританином и ксенофобом Гувером. Даже такие вопросы в германской анкете, как: «Каков улов рыболовецкого судна в восточной и юго-восточной части Перл-Харбора?» — не насторожили его. «Трициклет» был выслан из страны, и все усилия британцев разбились о нетерпимость Гувера. Тот даже не потрудился проинформировать военно-морское министерство или Госдепартамент о немецкой анкете, а впоследствии написал в мемуарах, что лично разговаривал с «чертовым нацистским шпионом... и отправил его восвояси». К сожалению, именно Гувер держал в руках очень важную деталь пазла под названием «Перл-Харбор»: начиная с 30 января 1941 года японцы договорились со своими германскими и итальянскими союзниками о ведении совместной разведывательной деятельности в США. В действительности анкета, находившаяся у Попова, была японским, а не германским планом по сбору данных. Но Эдгар Гувер так никогда и не узнал об этом. Более того, ему это было совершенно безразлично.

Кто бы что ни думал о поведении Гувера и Попова, факт остается фактом: если бы ФБР сравнила анкету абвера со взломанными флотской разведкой кодами японской переписки J-19 и РА-К2, то догадка поразила бы его сотрудников подобно молнии. Перехваченные сообщения и анкета Попова были практически идентичны. Кто-то определенно хотел знать все секреты Перл-Харбора, вопрос был лишь в том, кто и почему?

В 1941 году в Вашингтоне никто не координировал действия спецслужб, никто не анализировал поступающие материалы на государственном уровне, а Эдгар Гувер не собирался делиться полученной информацией с вооруженными силами, даже несмотря на осознание того, что шеф ФБР в Гонолулу был бы весьма заинтересован в анкете Попова и многом другом, что проливало бы свет на намерения Японии в отношении Перл-Харбора. Именно ФБР отвечало за безопасность и контрразведку на Гавайях, а японский генеральный консул использовал точно такую же анкету, которая была у Попова. Еще одна деталь пазла осталась не просто незамеченной, а была выброшена в мусорную корзину вследствие заносчивости, невежества и комплексов Гувера.