Орос. Часть первая - Сергей Соломатин

Однако эту цепочку логических доводов я так и не успел закончить, сидя за столом и запивая кусок принесённого мной торта чаем. Я слушал разговоры взрослых, темы которых были для меня настолько диковинными, что я почти ничего не понимал из их разговора. Но мне было приятно просто находиться там и слушать. Я был приятно удивлён и польщён тем, что эти люди, с которыми я познакомился только что и ещё даже не успел запомнить всех имён, свободно и непринуждённо общались со мной, будто знали меня всю жизнь, рассказывали мне всякие небылицы, на что я мог только растерянно улыбаться и краснеть, лишь изредка поддакивая и смеясь. Родители Кати были очень учтивы и внимательны ко мне, они ухаживали за мной, спрашивали, не хочу ли я чего-нибудь ещё, и вообще вели себя так, будто я был лучшим другом их дома. К своему стыду, в мыслях я не один раз пожалел о том, что мои родители не такие, как эти люди, хотя и одёргивал сам себя, укоряя себя за подобное вольнодумство.

– Я слышала, ты уедешь летом?.. – спросила Катя, когда я уже одевался в коридоре, а она пошла меня проводить. Она старалась вложить в этот вопрос всё своё актёрское мастерство, лишь бы он казался максимально непринуждённым и лёгким, однако по тому, как при этом изменился её голос, было понятно, что это не так.

– Наверно… – почему-то еле слышно ответил я. Отчего-то сейчас в этом вопросе мне не хотелось отвечать исключительно положительно. Какая-то тень сомнения пала на меня в тот вечер, затмив собой все светлые мысли относительно моего переезда.

Катя улыбнулась мне, но не так, как улыбалась мне всегда. В этой улыбке мешались разочарование, сожаление и грусть.

– Нам будет тебя очень не хватать! – проговорила она почти без улыбки.

Опять это «нам»! Она говорила во множественном числе, пытаясь скрыть свои интимные чувства к кому-либо. Я понял это ещё тогда, в первый раз.

– Ну, это ещё ничего не известно! – вырвались у меня слова, выражавшие мои сомнения и страхи. Я не хотел терять этот момент. Я не хотел терять Катю. Я не хотел терять это «нам». Я хотел, чтобы этот вечер никогда не кончался, и чтобы не было никакого этого надуманного мной светлого будущего просто потому, что ничего светлее в моей жизни уже произойти не могло. И мне пришло в голову только подвергнуть мою идею сомнению, и сказать об этом вслух. Я улыбнулся ей настолько искренне, насколько только мог, пытаясь выразить в этой улыбке свои терзания и свою надежду.

– Ну, пока! – сказал я и впервые за вечер посмотрел ей прямо в глаза, и мне впервые в жизни с трудом после этого удалось отвести от кого-то взгляд. – Спасибо за торт.

– Тебе спасибо, Коль! – засмеялась Катя с непринуждённостью и искренностью ребёнка. – Счастливки!

Я вышел, а она медленно закрыла за мной дверь. Мои терзания не давали мне покоя, выражаясь в моём замешательстве и ощущении какой-то недосказанности. Чувства сомнения и отчаяния вдруг всколыхнули мой тихий омут убеждённости и подняли с его дна грусть, сомнения и осознание того, как трудно мне будет расстаться с Катей.

Я медленно пошёл домой, продолжая думать. И вдруг вспышкой озарения пришло ко мне последнее звено той логической цепочки, которую я выстраивал за столом.

«Почему же они тогда уехали оттуда?!» – остановившись, спросил я окружавшую меня тишину и, не получив ответа, молча двинулся дальше.

7.

Непоколебимое прежде никакими уговорами решение уехать вдруг стало таким шатким и жалким лишь от одного взгляда, от одной многозначительной улыбки ещё по-детски непосредственного лица, ставшего уже таким дорогим и бесценным для меня за это время. За время нашего знакомства с Катей я даже не мог себе представить, какой огромный и чудный мир помещается в этой маленькой головке, какими невероятными по силе воздействия будут минуты и секунды, проведённые с ней. Каждый миг вместе с ней обещал что-то новое: очередное безумное путешествие в этот мир прекрасных грёз и не по-детски серьёзных мечтаний, безудержное веселье в мире ассоциаций и пародий, или же полное драматизма раздумье о судьбах мира и философские устремления в безбрежную даль мыслей.

Я никогда не задумывался над тем, какой бесценный груз знаний, представлений и фантазий несёт внутри себя каждый из нас, какая невероятная и неповторимая миллиарды раз вселенная заключена в каждом человеке. Однако этого нельзя увидеть своими глазами, зашоренными полупрозрачными занавесками эгоцентризма. Это можно только почувствовать, полностью растворясь в человеке, в его смехе и плаче, в его взгляде и молчании, в его неповторимом очаровании вселенской мудрости. Это можно услышать из его уст, даже когда он говорит о простейших банальностях, бытовых проблемах или своих переживаниях.

Благодаря Кате я впервые вышел за пределы своего Я, впервые переступил границу своего эгоизма, почувствовав впервые за всю свою – пусть и не долгую – жизнь то, что я теперь не один, но будто бы растворён во всех сразу, что моё одиночество кончилось, и что сомнений, терзавших меня долгое время, больше не может быть в принципе. Говорят, что подобные ощущения просыпаются в человеке под действием двух сильнейших чувств, которые рано или поздно в своей жизни испытывает каждый человек: влюблённости и страха смерти. Приходя, эти чувства не просто делают нас взрослее или мудрее, но именно они являются теми ключевыми пунктами в нашей жизни, которые превращают каждое мыслящее создание в настоящего человека, либо же окончательно сводят его с ума силой своей обречённости. С осознанием чувства любви, когда мы знакомимся с ней впервые, человек уже не будет стремиться ни к чему другому на протяжении всей своей жизни, а страх смерти, рождённый осознанием конечности этого стремления, лишь подталкивает нас к достижению этой цели, вводя зачастую в заблуждения относительно правильности и реальности наших чувств. Повсюду ища и гоняясь за этим чувством внутреннего перерождения под действием другого человека, в спешке налетая не на тех, а на первых попавшихся, мы топчемся на этом вокзале ожидания, всё время посматривая на часы, боясь опоздать на свой поезд, забывая одну простую, но непреложную истину: любовь не терпит спешки и суеты.

Всё это я понял лишь спустя определённое количество времени, а тогда, будучи ещё не совсем зрелым даже по возрасту, я был задавлен сомнениями и страхами, природы которых ещё не мог различить, я ощущал лишь подспудно, где-то на заднем фоне своих желаний и чувств, какую-то