Жук - Ричард Марш

женщины так уж часто сталкиваются в жизни с мужчинами, которые готовы положить всю свою жизнь к их ногам? Так неужто же, когда такое случается, об этом нужно сожалеть?

– Но я не знала, что вы испытываете такие чувства – хотя, должна признаться, у меня были на этот счет некоторые подозрения.

– Подозрения! Что ж, благодарю вас.

– Вы прекрасно знаете, мистер Атертон, что очень мне нравитесь.

– Нравлюсь! Ну надо же!

– Да, нравитесь, и я ничего не могу с этим поделать. Можете иронизировать по этому поводу сколько угодно.

– Я не хочу вам нравиться – я хочу, чтобы вы меня любили.

– Вот именно – и в этом состоит ваша ошибка.

– Моя ошибка?! В том, что я хочу добиться вашей любви? Но ведь я вас люблю…

– Значит, вам не следует давать волю этому чувству – хотя меня не оставляет мысль о том, что вы и на этот счет ошибаетесь.

– Ошибаюсь?! Думая, что я вас люблю?! Хотя я раз за разом всем своим существованием утверждаю это?! Скажите же, что я должен сделать, чтобы доказать, что люблю вас, – заключить вас в объятия, прижать к груди и выставить вас на посмешище перед всеми, кто здесь находится?

– Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали. И, если можно, не говорите так громко. Кажется, мистеру Чаллонеру очень интересно, о чем таком вы кричите.

– Перестаньте мучить меня.

Она открыла и закрыла свой веер и некоторое время, опустив глаза, смотрела на него. Мне показалось, что она улыбается.

– Я рада, что между нами произошло это небольшое объяснение – потому что, конечно же, считаю вас моим другом.

– Я вам не друг.

– Нет, друг – простите, но дело обстоит именно так.

– А я говорю – нет. Если я не могу быть кем-то бо́льшим, то выступать в роли вашего друга я не собираюсь.

Продолжая смотреть на свой веер, она, однако, не обратила никакого внимания на мои слова.

– Дело в том, что сейчас я нахожусь в весьма деликатной ситуации, когда присутствие рядом друга было бы очень кстати.

– Что случилось? Кто создает вам неприятности – ваш отец?

– Нет, не он – во всяком случае, пока. Но вполне возможно, что в скором времени так оно и будет.

– И в чем же проблема?

– В мистере Лессингеме.

Она понизила голос и потупила взгляд. Я не сразу сообразил, что она имеет в виду.

– Что?

– Проблема в вашем друге, мистере Лессингеме.

– Извините меня, мисс Линдон, но я считаю, что ни у кого нет никаких оснований называть мистера Лессингема моим другом.

– Как?! Даже сейчас, когда я собираюсь стать его женой?

Ее слова меня ошеломили. У меня были подозрения, что Пол Лессингем у Марджори на некоем особом счету, хотя он этого ни в коей мере не заслуживал. Однако я никак не предполагал, что она может всерьез увлечься такой дубиной, как он, – не говоря уже о доброй сотне других аргументов против такой возможности. Взять хотя бы тот факт, что позиции Лессингема и отца Марджори в палате общин расходились самым радикальным образом. К этому можно было добавить, что старый Линдон при любом удобном случае высказывался о Лессингеме самым нелицеприятным образом, опираясь на свои характерные для тори[2] исключительно традиционные взгляды на семейные ценности, не говоря уже о том весе, который придавало словам его состояние.

Не знаю, как я выглядел в этот момент со стороны, учитывая, что творилось у меня в душе. Но мне казалось, что я держусь весьма хладнокровно, и это было для меня довольно необычно.

– Вы выбрали исключительно подходящий момент для того, чтобы сообщить мне подобные новости, мисс Линдон.

Девушка предпочла проигнорировать мою иронию.

– Что ж, рада, что вы так считаете, потому что вам легче будет понять, в какой трудной ситуации я нахожусь.

– Мои вам сердечные поздравления.

– Благодарю вас, мистер Атертон, в том числе за их искренность, потому что я с ваших собственных слов знаю, как дорого они стоят.

Я закусил губу – одному богу известно, как именно я должен был истолковать ее слова.

– Правильно ли я понимаю, что вы мне сообщили об этом как просто одному из ваших знакомых и что скоро об этом узнают все остальные?

– Нет, неправильно. Я рассказала вам о моих планах конфиденциально, как другу – моему лучшему другу.

При этих словах Марджори у меня зазвенело в ушах.

– Вы ведь будете на моей стороне? – поинтересовалась она.

– На вашей – или на стороне мистера Лессингема? – спросил я, помолчав немного.

– Его сторона – это моя сторона, а моя сторона – его; вы будете на нашей стороне?

– Не уверен, что я вас хорошо понимаю.

– Вы первый, кому я все рассказала. Когда папа обо всем узнает, могут, как вы понимаете, возникнуть проблемы. Он о вас очень хорошо думает – и ценит ваше мнение. Когда появятся сложности, вы будете на нашей стороне – то есть на моей?

– С какой стати? Да и какое это вообще имеет значение? Вы сильнее вашего отца – и очень может быть, что Лессингем сильнее вас. Вместе, с точки зрения вашего родителя, вы будете непобедимы.

– Но ведь вы мой друг. Разве не так?

– Строго говоря, вы предлагаете мне Содомское яблоко.

– Ну, спасибо вам. Не думала, что вы такой злой.

– А вы? Вы, по-вашему, добры? Я признаюсь вам в любви, а вы просите меня помочь вам устроить свои отношения с другим мужчиной.

– Но откуда же я знала, что вы, как сами утверждаете, меня любите? Я об этом понятия не имела. Мы с вами знакомы всю жизнь – и вы на этот счет ни словом не обмолвились до этого момента.

– А что было бы, если бы я объяснился с вами раньше?

Мне показалось, что Марджори сделала какое-то легкое движение, словно едва заметно пожала плечами.

– Я не знаю, изменило бы это что-нибудь. Не могу этого утверждать. Но одно я знаю точно. Я уверена, что вы сами лишь недавно осознали вашу страсть – каких-нибудь полчаса назад.

Даже если бы она отвесила мне пощечину, это не вызвало бы у меня такого замешательства, которое я испытал в этот момент. Не знаю, осознанно ли Марджори высказала свое предположение или же просто случайно, но от ее слов у меня перехватило дыхание – настолько близки они были к правде. Я в самом деле лишь несколько минут назад понял, как обстоят дела. Пожар в моей душе вспыхнул только после нашего с Марджори первого вальса – и теперь пожирал меня живьем. Похоже, она благодаря какому-то чутью угадала мое состояние, и теперь я не знал, что еще сказать. Чтобы как-то выйти из положения, я попытался съязвить.

– Вы льстите мне, мисс Линдон, вы мне очень льстите. Если бы вы открылись мне немного раньше, я бы вообще не стал рассказывать вам о моих чувствах.

– Что ж, будем считать, что эта тема – terra incognita[3].

– Пусть так, если вы этого хотите, – скрепя сердце согласился я. Меня больно задевало спокойствие собеседницы, и, кроме того, я подозревал, что в душе она смеется надо мной. И я решил продемонстрировать ей, что и сам не так прост и умею строить козни. – Но, раз уж вы говорите, что до сих пор ни о чем не догадывались, я прошу вас больше не вести себя так, словно вы о моих чувствах ничего не знаете. Иначе я не прощу вам вашей невнимательности. Я хочу, чтобы вы поняли, что я люблю вас, люблю уже давно и буду любить. И даже если между вами и мистером Лессингемом есть некое особое взаимопонимание, это ничего не значит. Предупреждаю вас, мисс Линдон, что вам придется до самой смерти исходить из того, что я – один из тех людей, кто вас любит.

Она взглянула на меня, широко раскрыв глаза – словно мои слова ее несколько напугали. Откровенно говоря, именно к этому я и стремился.

– Мистер Атертон!

– Да, мисс Линдон?

– Это на вас совершенно непохоже.

– Кажется, мы оба впервые узнаем друг друга по-настоящему.

Она продолжала смотреть мне в глаза – и я почувствовал, что мне трудно выдержать ее взгляд. Внезапно ее лицо осветилось улыбкой. Меня это возмутило.

– Нет, только не после долгих лет нашего знакомства – не после всех этих лет! Я вас знаю, и, хотя не могу сказать, что вы безупречны, все же в целом вы человек искренний.

Она