Четверги с прокурором - Герберт Розендорфер

Вы спросите: всего лишь считая себя невиновным и незаслуженно осужденным? А не будучи уверенным в собственной невиновности?! Ах да, во времена моей юридической деятельности я с пеной у рта старался доказать, что невиновного никогда не осудят напрасно. Но даже тогда я вынужден был признавать, что и судьи, и прокуроры – тоже люди, а человеку свойственно ошибаться. Одно я могу заявить во славу правосудия, поскольку все-таки имею о нем кое-какое представление, посему могу делать определенные выводы: не помню случая, чтобы судебные органы осудили бы кого-нибудь просто так, с бухты-барахты, зная наперед о его невиновности, иными словами, намеренно совершили бы судебную ошибку. Ну а если прокурор или, скажем, судья вдруг стали бы выдвигать на первый план свои представления о вине или невиновности того или иного обвиняемого? Я рассказывал вам об одном подобном случае. Если такое и могло быть и если такое и было, то ведь предусмотрены некие механизмы, могущие воспрепятствовать этому. Не сочтите за цинизм – для любого прокурора куда легче прекратить производство уголовного дела подозреваемого, если он не уверен до конца, что того можно изобличить. Распоряжение прокуратуры о прекращении производства по делу нередко укладывается в два предложения, а предъявление обвинения, в особенности если речь идет о непростых случаях, занимает по два десятка страниц. Их, знаете, не очень-то высосешь из пальца.

И еще одно. Вообще-то мне, как юристу, высказывать подобные мысли не к лицу, но поскольку я юрист на пенсии, все-таки выскажу: даже если кто-нибудь обвинен ошибочно, он тем не менее вполне мог совершить нечто, достойное наказания, но не попался. Ах, я уже говорил об этом? Разве?…

Итак, вернемся к нашему Каммереру. С началом новой серии ложных обвинений он вновь перелопатил и свою память, и старые дела и сумел-таки выудить из них три случая, когда речь могла идти о кампании мести со стороны осужденного. Два случая отпали сразу автоматически. По ним Каммерер требовал применения самых строгих мер наказания, но оба осужденных в настоящий момент находились в тюрьме. И хотя нередко удивляешься тому, как находящиеся в местах заключения лица умудряются воздействовать на события за пределами тюремных стен и какие для этого существуют способы, не считая даже обычных записок, однако подобное применительно к случаю Каммерера представлялось нереальным, тем более что речь шла уже о двух попытках… Один из осужденных Каммерером скончался, другой выехал за пределы страны и так далее; единственным оставался некий сутенер с отчетливо выраженными склонностями к насильственным действиям, который на последнем судебном заседании, вскоре после объявления приговора, «выкатил пожелтевшие глаза и налился кровью от гнева», как рассказывал Каммерер, а затем прорычал, что, мол, и судью, и прокурора, и даже секретаря суда «превратит во фрикадельки», как только выйдет на свободу. К этому времени сутенер, отсидев свое, вышел на свободу. Вопреки известной поговорке, что «пес, который громко лает, не кусает», кстати, применимой к кому угодно, только не к собакам, упомянутый сутенер находился некоторое время под негласным наблюдением полиции. Однако против всех ожиданий объект наблюдения являл собой яркий пример ресоциализации – бывший сутенер устроился куда-то финансовым маклером, если, конечно, подобное занятие можно считать приобщением к общественно полезной деятельности. Во всяком случае, он приложил усилия к тому, чтобы стать нормальным членом общества, и за ним не водилось ничего такого, что указывало на то, что именно финансовый маклер (экс-сутенер) был зайцем, преследовавшим охотника.

Время шло, в нашем учреждении все понемногу привыкли к напастям, свалившимся на голову Каммерера, и к тому, что пострадавший все чаще и чаще взывал к участию. Сам-то Каммерер привыкать к новым обстоятельствам не собирался, куда там! В особенности с началом новой волны мистификаций, когда на его машине красовался уже другой номерной знак. Эта вторая волна повергла беднягу в такую депрессию, что я стал всерьез опасаться за его психическое здоровье. Но вскоре произошло нечто, заставившее сказать «Шутки в сторону» не только меня, но даже и генерального прокурора. На одной из загородных дорог где-то в районе Дайнинга, как раз на том отрезке, что проходит через лес, в сумерках или даже вовсе в темное время суток – это было в начале октября – автомобилем был сбит ехавший на велосипеде пожилой человек, вскоре скончавшийся в больнице от полученных травм.

И, как вы можете догадаться, сбившая его машина имела тот же номер, что и у Каммерера.

Теперь, сказал я себе, это уже дело серьезное, и в первую голову успокоил Каммерера, заверив его в том, что и в моих, и в глазах полиции он вне всяких подозрений, хотя в качестве алиби тот смог предъявить лишь свидетельство жены, да и то, так сказать, косвенное: жена Каммерера примерно за полчаса до момента, когда произошло описанное дорожное происшествие, вышла из дому то ли за покупками, то ли к знакомой. Когда она уходила, Каммерер, по ее словам, сидел за письменным столом и работал с документами, среди которых он выискивал подозреваемого, а по ее возвращении он смотрел телевизор.

Что вы говорите? Разве уже пора? Мне кажется, я слышу сладкоголосое пение святой Цецилии, положенное на музыку отцом нашим Гайдном. Остается только досказать до конца историю Каммерера в следующий раз.

На этом заканчивается девятый четверг земельного прокурора д-ра Ф.

– Каммерер в указанный момент находился так далеко от места происшествия, что даже надумай он успеть туда, ему понадобилось бы, едва за супругой закрылась дверь, бегом кинуться к машине, стремглав промчаться на ней через весь город, затем в темпе сбить велосипедиста и тут же рвануть назад, – но и в этом случае ему ни за что не уложиться бы в те полчаса, остававшихся в его распоряжении до возвращения жены домой.

Крайне маловероятно – даже не принимая во внимание факт, что само по себе дорожное происшествие обнаруживало кое-какие странности, свидетельствующие о несоответствии его упомянутым временным рамкам. Погибший в результате наезда автомобиля велосипедист был одним из последних возвращавшихся с вечеринки друзей. Он неторопливо следовал через лесной участок дороги, а его товарищи, человек пять-шесть, выехав из леса, были уже далеко впереди. Один из них расслышал непонятные звуки позади, насторожившие его, и решил вернуться посмотреть, в чем дело; он и обнаружил пострадавшего. Автомобиль видели все. Машина, по их словам, не спеша отъехала на несколько десятков метров, потом вдруг остановилась, словно водитель желал, чтобы его номер не только разглядели, но и успели запомнить и записать. Потом эта же машина стояла в деревне, как сообщил один из группы велосипедистов, отправившийся туда за помощью. Как все-таки изменились времена! Случись подобное в наши дни, как минимум у каждого второго из велосипедистов оказался бы при себе мобильный телефон, тогда же подобное средство связи представлялось пришельцем из мира фантастики.

Описание водителя никто из группы велосипедистов представить не смог, только номер автомобиля. Вероятно, оттого, что уже стемнело.