Один счастливый случай, или Бобруйские жизнелюбы - Борис Шапиро-Тулин

«Выбрал!» – как боевой клич разносилось по рынку, и толпа страждущих моментально бросалась к счастливице, на которую указала тыльная сторона его ладони.

Все это довелось наблюдать любознательной выпускнице факультета журналистики. Она даже захотела подойти ближе и познакомиться с кумиром местных домохозяек, но за их толпой каким-то образом упустила его из вида.

А между тем дуга судьбы, изогнувшаяся над Бродвеем, замкнув две его крайние точки – рынок и редакцию газеты, – уже начала готовить ловушку, обойти которую было невозможно.

Рецептом для изготовления приманки в этой хитроумной ловушке стали, как ни странно, песни Александра Вертинского. Впрочем, странным это могло показаться только на первый взгляд. Дело в том, что великий женолюб Нименман был давним поклонником певца, исполнявшего, слегка грассируя, изысканно-утонченные баллады. Заваривая на зверобое чай в своей холостяцкой квартире, он ставил на проигрыватель самодельные пластинки, записанные на рентгеновских пленках, и слушал их часами, вспоминая всех когда-либо встречавшихся на его пути женщин. Свою любовь дарили ему высокие и низкие, пухлые и худые, говорящие на русском, венгерском (он освобождал Будапешт), немецком (два года он потом служил в Германии) и даже на языке народности бурунди (как-то на отдыхе в Сочи). Песни Вертинского были пропуском в те времена, когда он был молод, хорош собой и признавался в любви так, что женщины рыдали над его фразами, пытаясь понять, с чем он сравнил их в очередной раз.

У столичной журналистки такого опыта, естественно, не было, но мама ее с девичества была влюблена в песни Вертинского, переписывала их в потаенный блокнотик и даже над письменным столом повесила не обязательный по тем временам портрет Сталина или, на худой конец, Ленина, а добытую с огромным трудом фотографию певца в костюме Арлекина. Теперь, надеюсь, вы понимаете, какие колыбельные песни слышала, засыпая в постельке, будущая звезда журналистики и почему в ее речи проскальзывали порой милые грассирующие звуки.

Все это, очевидно, учли те, кто в одной из небесных контор скуки ради раскладывал пасьянс из судеб людей, населявших наш город. Теперь им осталось только дождаться нужного момента и захлопнуть ловушку.

Нужный момент наступил, когда на заводе имени Клары Цеткин торжественно запускали в эксплуатацию уникальный гидравлический пресс, спроектированный в отделе Нименмана. На процедуру пуска пригласили все городское начальство и, конечно, пишущую братию, в рядах которой присутствовала и наша героиня.

К радости своей, она признала в виновнике предстоящего торжества человека, который священнодействовал на рынке под пристальными взглядами покупателей и продавцов. И вот теперь он снова, но уже по другому поводу, был в центре всеобщего внимания. Такой шанс, для того чтобы познакомиться с ним, она, естественно, упустить не могла.

– Ирэн, – пройдя сквозь плотные ряды и слегка грассируя, представилась журналистка.

– Простите, как? – переспросил Нименман, галантно прикоснувшись губами к ее руке.

– Ирэн, – повторила журналистка и почему-то добавила: – Как у Александра Вертинского.

– Давид, – представился Нименман, – как у моей мамы Двойры Исааковны.

Впрочем, упоминание о Вертинском не прошло для него незамеченным. Готовя пресс к запуску, он время от времени поглядывал в сторону девушки по имени Ирэн, что, конечно, не могло пройти мимо бдительного взора Людочки, стоявшей рядом со спасительной тетрадкой. Она занервничала и, скорее всего, какие-то фразы своего шефа перевела не совсем точно.

Возможно, именно это стало причиной того казуса, который затем произошел. А возможно, к печальному результату привел известный всем «эффект присутствия начальства», но только при торжественном нажатии на кнопку «пуск» находящаяся под огромным давлением струя горячего масла сорвала предохранительный клапан и взлетела под самый потолок цеха.

– Ложись! – предполагая худшее, по старой фронтовой привычке крикнул Нименман и бросился на холодный цементный пол.

Его примеру, ни секунды не раздумывая, последовала юная журналистка. Остальные, оцепенев, смотрели, как вырвавшаяся струя ударила в потолок, а затем вернулась обратно, разлившись лужей, в которой оказались двое лежащих на полу людей.

Есть разные способы возникновения любви. Возможно, где-то даже хранится каталог, в котором они все перечислены. Я не думаю, чтобы описание того, как это должно происходить на цементном полу штамповочного цеха, занимает место среди основных разделов. Вполне вероятно, что подобного рода событие набрано самым мелким шрифтом или вовсе содержится в приложении. Важно другое – такой способ все-таки существует, и Нименман с журналисткой по имени Ирэн блестяще это подтвердили.

Едва они поднялись в своей промокшей, отяжелевшей и пропахшей маслом одежде, как между ними со стуком упал кусок шланга, который до этого вместе со струей взлетел к потолку и, зацепившись за балку, какое-то время висел на ней, раскачиваясь.

– Мадам, уже падают шланги, – неожиданно для себя пропел Нименман, глядя на стоящую напротив Ирэн.

– Я жду их все снова и снова, – тихо, как эхо, отозвалась она, перефразировав другую строчку из той же песни.

Несколько десятков глаз удивленно смотрели на них, но эта парочка, похоже, никого не замечала. Ловушка захлопнулась.

Первой все поняла Людочка. Она швырнула свою тетрадь с переводами в густую маслянистую лужу и на следующий день покинула завод навсегда.

Года через три я проводил очередные институтские каникулы в своем родном городе. По укоренившейся уже привычке первым делом я решил посетить места, связанные с самыми приятными воспоминаниями. Одним из таких мест был наш городской парк, где однажды за танцевальной верандой девушка, в которую я был влюблен, подарила мне свой первый поцелуй.

Я не спеша шел по центральной аллее и вдруг на одной из скамеек увидел Нименмана, рядом с которым сидел малыш, как две капли похожий на своего отца. Он пыхтел и с явным удовольствием уплетал из небольшого пакета виноград. Я уже хотел было подойти поближе, но меня быстрым шагом опередила молодая женщина.

– Сколько раз говорила тебе, чтобы ты не давал ребенку бритую ягоду, – с возмущением начала выговаривать она, отобрав пакет.

Маленький Нименман между тем, лишившись винограда, уставился на стоящую напротив скульптуру, изображавшую аппетитных форм женщину, опиравшуюся на весло, протянул к ней свои ручки и стал канючить: