Великие умы России. Том 1. Михаил Ломоносов - Ольга Минаева

1762 – Проект о возможности от о. Шпицбергена проехать по Северному океану в Восточное море.

1763 – Металлургия.

1764 – Трагедии «Демофонт» и «Тамира и Селим».

1765 – 4 апреля скончался».

М. В. Ломоносов. Мраморный бюст работы Ф. И. Шубина 1780 г.

Большинство публикаций о Ломоносове описывают различные стороны его деятельности, авторы стараются подчеркнуть и проиллюстрировать многосторонность личности ученого, его заслуги в самых разных областях, не только в химии и физике.

Целый ряд публикаций посвящен достижениям Ломоносова-поэта и реформатора русского языка. Вот пример такого рода публикации – из журнала «Вестник Европы» 1822 г. Автор Василий Перевощиков, писатель и профессор Дерптского университета. Он пишет, что Ломоносов «имел живое чувство, пламенное воображение», «он первый составил для языка русского истинные правила, его Грамматика служила образцом всех Грамматик, сочиненных впоследствии… Он первый написал на российском языке Риторику. Он первый написал сокращение Российской истории… первый начал сочинять полную Российскую историю, подражая древним великим образцам. Он говорил о физических предметах с ясностью, точностью, красотой и великолепием; он написал похвальное слово, близкое к совершенству; он испытывал свои силы в драматических и эпических творениях; он написал оды, показывающие великий талант стихотворческий… Наконец, он первый почувствовал и показал истинное различие общеупотребительного языка и его правил от языка церковного… очистил, обогатил, усилил язык российский…»

А. С. Пушкин написал о Ломоносове в нескольких статьях: «О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И. А. Крылова», «Путешествие из Москвы в Петербург». Он особенно подчеркивал широкий круг интересов ученого: «Соединяя необыкновенную силу воли с необыкновенною силою понятия, Ломоносов обнял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшею страстию сей души, исполненной страстей. Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он всё испытал и всё проник: первый углубляется в историю отечества, утверждает правила общественного языка его, дает законы и образцы классического красноречия, с несчастным Рихманом предугадывает открытия Франклина, учреждает фабрику, сам сооружает махины, дарит художества мозаическими произведениями и наконец открывает нам истинные источники нашего поэтического языка».

Однако Пушкин считал, что Ломоносов – не поэт. «Поэзия бывает исключительною страстию немногих, родившихся поэтами; она объемлет и поглощает все наблюдения, все усилия, все впечатления их жизни: если мы станем исследовать жизнь Ломоносова, то найдем, что науки точные были всегда главным и любимым его занятием, стихотворство же иногда забавою, но чаще должностным упражнением. Мы напрасно искали бы в первом нашем лирике пламенных порывов чувства и воображения. Слог его, ровный, цветущий и живописный, заемлет главное достоинство от глубокого знания книжного славянского языка и от счастливого слияния оного с языком простонародным».

А. С. Пушкин развил эту мысль в статье «Путешествие из Москвы В Петербург»: «…как исправный чиновник, а не поэт, вдохновленный свыше, не оратор, мощно увлекающий. Однообразные и стеснительные формы, в кои отливал он свои мысли, дают его прозе ход утомительный и тяжелый. Эта схоластическая величавость, полуславенская, полулатинская, сделалась было необходимостью: к счастью, Карамзин освободил язык от чуждого ига и возвратил ему свободу, обратив его к живым источникам народного слова. В Ломоносове нет ни чувства, ни воображения. Оды его, писанные по образцу тогдашних немецких стихотворцев, давно уже забытых в самой Германии, утомительны и надуты. Его влияние на словесность было вредное и до сих пор в ней отзывается. Высокопарность, изысканность, отвращение от простоты и точности, отсутствие всякой народности и оригинальности – вот следы, оставленные Ломоносовым. Ломоносов сам не дорожил своею поэзиею и гораздо более заботился о своих химических опытах, нежели о должностных одах на высокоторжественный день тезоименитства и проч. С каким презрением говорит он о Сумарокове, страстном к своему искусству, об этом человеке, который ни о чем, кроме как о бедном своем рифмичестве, не думает!… Зато с каким жаром говорит он о науках, о просвещении». Пушкин приводит отчет Ломоносова о научных трудах с 1751 до 1757 года, написанный для И. И. Шувалова.

И этот отчет только подтверждает правоту Пушкина, который написал: «Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериною II он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом».

Широту интересов Ломоносова подчеркивает и академик М. П. Погодин: «Производя такие опыты, издавая такие сочинения, Ломоносов в то же время читал лекции, управлял гимназией, писал проекты об академиях, университетах, гимназиях, путешествиях, изданиях газет, атласов, снаряжал ученые экспедиции, давал им инструкции, отвечал на все возражения, писал стихи на примечательные происшествия, сочинял надписи к фейерверкам, любимому удовольствию того времени, надписи к разным аллегорическим и историческим произведениям, сочинял оды».

Императрица Екатерина II. Офорт Е. П. Чемесова 1762 г. с оригинала П. Ротари 1758 г.

Оды Ломоносова нужно все-таки рассматривать в контексте современной ему литературы и журналистики, а также как образцы публицистики общественного звучания.

Профессор А. В. Западов находит в одах Ломоносова «логическую убедительность, четкое построение, и высокая риторика сочетается… с поэтическими образами большого художественного достоинства. Это зрелый Ломоносов, поэт неподдельного гражданского чувства, опытный ритор и проницательный исследователь природы». Он также подчеркивает, что публицистичность од Ломоносова – их «своеобразная и замечательная особенность».

Оды Ломоносова выходили отдельными изданиями, включались и в сборники его сочинений. «Их ждали, в строки внимательно вчитывались, разглядывая за словесными украшениями и витиеватыми речами ясные и глубокие мысли поэта. Торжественная ода была единственной и притом официально признаваемой формой общения автора с читателем, она позволяла высказать думы, планы, соображения, для передачи которых русская общественная жизнь никаких других способов не давала».

«Оды и были «газетами» Ломоносова, если угодно – «дневником писателя», средством связи его с читающей публикой, умевшей видеть за пышными похвалами императрице (Елизавете Петровне. – О. М.) принципиальные положения автора и понимать его намеки и аллегории».

Из биографии, написанной Я. Штелиным, следует, что: «его таланты и сочинения приобрели ему высочайшую милость императрицы (Елизаветы Петровны. – О. М.), которая, в изъявлении своего благоволения, пожаловала ему довольное поместье Каровалдай при Финском заливе; он пользовался особенною благосклонностию многих вельмож русского двора, как, например, канцлера графа Воронцова и брата его сенатора графа Романа Ларионовича, камергера Ивана Ивановича Шувалова и генерал-фельдцейхмейстера графа Петра Ивановича Шувалова, гетмана и президента Академии графа Разумовского и многих славных ученых Европы и целых обществ, как, например, королевской Шведской академии наук и знаменитой Болонской академии, которая сделала его своим членом; наконец, сама императрица Екатерина II всемилостивейше признала его заслуги и, зная его особенные познания о внутреннем устройстве государства и о состоянии островов, лежащих далеко на север, благоволила потребовать от него письменные его сочинения об открываемых тогда островах на Камчатском и далее на Ледовитом море и проч».