Крик новорожденных - Джеймс Баркли

Джеред мрачно улыбнулся.

— Я просто хочу добиться, чтобы каждый получал то, что ему положено. Казначейство — легкая мишень для нападок. Я просто спросил, все ли стороны дела приняты во внимание.

Они пошли дальше. Опытным взглядом Джеред оценивал ущерб и стоимость восстановления, мысленно подсчитывая и запоминая. Возможно, этот визит все-таки окажется не совсем бесполезным. Город пострадал сильно, очень сильно для поселения, расположенного так далеко от границы. Пережить такое за столь короткий срок!

Юран вышагивал позади казначея, и от него исходили волны возмущения. Претор Горсал шла по левую руку, в некотором отдалении. Она сжимала губы, явно чтобы не сказать что-то лишнее.

В нескольких ярдах впереди из разбитой двери на улицу выбрел мужчина. Он был небрит и отвратительно грязен. Его волосы слиплись, а на лице отражалось такое отчаяние, что сердце Джереда дрогнуло. Несчастный заметил их, обвел взглядом. Его глаза остановились на Джереде, и лицо изменилось и потемнело. Он схватил обломок разбитого кувшина и бросился на сборщика.

Лина Горсал окаменела, на ее губах замер крик. Джеред качнулся навстречу замахнувшейся руке и остановил удар резко поднятым левым локтем. Осколок отлетел в сторону и разбился о стену дома. Джеред схватил мужчину за руки выше локтя и удержал на расстоянии. В лицо казначею вместе со скорбными причитаниями брызгами летела слюна.

— Она пропала из-за тебя, ублюдок! Их обоих увели. Мы просто хотели жить мирно, а из-за тебя у меня отняли все. Все, что я любил, пропало! — Мужчина обмяк, и жилы на его шее расслабились. — Обратно! Я просто хочу их вернуть. Где они? Они увели мою жену и сына. Ты должен мне помочь! Должен!

Джеред обхватил его рукой за шею и привлек к себе. Теперь несчастный неудержимо рыдал, его тело отяжелело от горя. Ощущая каждое содрогание, Джеред крепче обнял его.

— Цард падет, — пообещал он, его дыхание ерошило волосы мужчины. — Конкорд призовет его к ответу, и все, что было отнято, вернут. Бог защитит твоих любимых. Верь моим словам. Верь Адвокату. Верь Конкорду. Как твое имя?

— Джессон, — глухо сказал мужчина, уткнувшись Джереду в грудь, — Хан Джессон.

— Крепись, Хан Джессон. Я Пол Джеред. Я казначей сборщиков и говорю от лица Конкорда. Мы вернем тебе жену и сына.

Он передал Джессона в руки претора Горсал. Лина взирала на казначея с удивлением, граничащим с недоверием.

— Этого человека не следует оставлять одного, — велел Джеред. — Послушайте меня. Единственный способ остановить набеги — это покорить Цард. На это уходят ваши налоги, для этого ведут набор рекрутов среди ваших жителей. Настанет мир, и Атреска расцветет, а ее народ будет принят в сердце Конкорда. Мы все ведем это сражение. И мы победим. А теперь пойдем в Дом Масок. Я должен помолиться за продление циклов тех, кто погиб.

844-й Божественный цикл, 40-й день от рождения соластро, 11-й год истинного Восхождения

— Успокойтесь же, ну! — воскликнула Шела Хаси, хлопая в ладоши.

Трое ребят снова покатились со смеху, и даже губы Гориана чуть раздвинулись в улыбке. Такой редкой и такой необходимой. Ему всего десять, и он лишком серьезен! Казалось, что мальчик привыкает — хотя и чересчур рано — к тому, кто он. Разум отца Восхождения раздирала тревога, хотя он и не позволял, чтобы дети это заметили. Скоро. Это должно случиться скоро! Сегодня. Боже Всеведущий!

Все четверо вместе с Шелой и Кессианом взобрались наверх по длинному склону, ведущему к плато над гаванью. Здесь цвели сады. Стоял отличный, лучший в этом году день. В синем, без единого облачка небе сияло солнце, ветер с залива смягчал жару.

Со своего великолепного наблюдательного пункта они глядели, как солнечные блики танцуют на воде залива между рыбацкими баркасами и отражаются от ярко окрашенных бортов торговых кораблей, вставших на якорь недалеко от берега. На склонах позади Вестфаллена лениво паслись или грелись на солнце овцы и коровы. На террасах волнами качались колосья, ленивые и почти созревшие. Урожай будет прекрасным, как и предсказывала Эстер в холода первых дней от рождения генастро.

Кессиан привалился спиной к апельсиновому дереву, под которым сидел, наслаждаясь тенью. Листья шуршали по созревающим плодам. Они все ненадолго спрятались от солнца: даже загорелое тело может получить ожог в такой день, как сегодня. Ардол Кессиан посмотрел на юных Восходящих, которых, мягко уговаривая, успокаивала Шела. Все четверо в легких светлых туниках с красными полосами Восхождения, на ногах — открытые сандалии, головы покрыты соломенными шляпами с широкими полями.

Гориан спрятал улыбку, и его красивое юное лицо хмурилось все сильнее. Светло-голубые глаза мальчика под копной курчавых белокурых волос сверлили взглядом сверстников, руки были скрещены на груди. Миррон, сидевшая рядом, заметила перемену в его настроении и напустила на себя притворную серьезность. Кессиан улыбнулся.

— Ты видишь? — тихо спросил он у Шелы.

— Вижу, — ответила она. — Славно, правда?

— Очень, — согласился Кессиан. — Полно, вы двое! Ардуций, Оссакер. Будет вам. Вам еще многому надо научиться, а я человек старый.

Двое мальчишек попытались успокоиться, но их первые слова снова перешли в хихиканье.

— Гориан. Наш отец… — передразнил Оссакер, пытаясь говорить басом.

Оба посмотрели на Гориана и снова зашлись смехом.

— Им не стоит надо мной смеяться, — заявил Гориан.

— Они не смеются над тобой, — успокаивающе проговорила Шела. — Это просто глупая шутка про отцов, так ведь?

— Они смеются над моим именем, — сказал Гориан, и в его голосе внезапно прорезался лед. — Они смеются над нашей историей.

Кессиан пристально посмотрел на Гориана, пытаясь понять, не шутит ли он.

— Что ж, возможно, это так, хотя они этого не понимают, — мягко произнес Кессиан. Он бросил пристальный взгляд на расшалившихся мальчишек, мгновенно умеривший их веселье. — И возможно, им следовало бы внимательнее относиться к твоим чувствам. Но они ничего плохого не имели в виду, так ведь?

Но Гориан игнорировал вопрос.

— Гориан умер как герой и сделал для нас все возможное. Ардуций и Оссакер были простыми воинами. И оба умерли во сне. Ничего героического. Посмеемся над ними?

— Совсем не обязательно геройски погибать, чтобы стать героем, — возразил Кессиан. — Твои поступки в течение всей жизни определяют то, какая о тебе останется память.

— Два старика, — продолжал Гориан, — мочились в постель как новорожденные. Умерли беспомощными, как младенцы. Вот это достойно смеха.

И он захохотал, хватаясь за живот, как это только что делали Ардуций и Оссакер, затем резко смолк. Не потому, что понял, что зашел слишком далеко, а чтобы оценить их реакцию. Кессиан почувствовал, как его охватывает холодный гнев. Рука сжала лежащий рядом посох.