Время героев - Сергей Минаев

У него так же блестят глаза. Только теперь они с красными прожилками сосудов.

Ты дышишь на зеркало и выводишь на нем указательным пальцем вопросительный знак и свой год рождения.

В этот момент на кухне звенит мобильный. Прорезался еще один осознавший из литерного экспресса 1970–1976. Но ты об этом еще не знаешь.

Reload…

Штирлиц шел по Арбату и встретил утюгов.

«Утюги», – подумал Штирлиц.

«Хуевый закос под бундеса», – подумали утюги.

Старый советский анекдот

Прошло совсем немного лет (пять минут на циферблате СССР), и Штирлиц в анекдотах теперь встречает совершенно других героев, теперешних наших современников, а «утюги» канули в Лету вместе с лотками на Старом Арбате, гостиницей «Интурист» и Советским Союзом.

Как вы понимаете, этот текст посвящен «утюгам», или фарцовщикам, как их в основном называли в народе. Веселым ребятам в голубых джинсах «Levi’s» и кроссовках «Nike Air» «на баллоне», с модными рюкзаками Jansport, набитыми произведениями гениальных кустарей Подмосковья: Палехом, Жостово и Федоскино (в основном фальшак, конечно, но попадались и натуральные изделия).

Понятно, что фарцовщики конца 80-х – начала 90-х это уже не те люди, которые назывались тем же словом в 60-е—70-е. У них нет ничего общего с такими гениями золота и валюты в особо крупных размерах, как Ян Рокотов, процесс по делу которого был буквально легендарным. Размах в основной своей массе был уже не тот, да и сроки, к слову сказать, поменьше. А уж о «вышке» для арбатской компании речь тем более не шла. Посему мы остановимся на определении «утюг», что будет яснее отражать смысл и сохранит историческую точность.

Меня всегда удивлял тот факт, что в разгар перестроечной эпохи на злобу дня вышли фильмы о всех категориях так называемой неформальной молодежи – знаменитый «Легко ли быть молодым?» о рок-фанатах, фашистах, металлистах, брейкерах и пр., «Трагедия в стиле Рок» о героиновых торчках, сага о гопниках «Меня зовут Арлекино», не говоря уже о ставшей ныне культовой, а тогда как-то обыденно воспринятой «Ассе».

А вот тема «утюжни» была позабыта. Вероятно, это объяснялось закрытостью тусовки и тем, что она по большому счету глаза не мусолила и никому не мешала, исправно отслюнявливая всем, кому причитается. Но тем не менее арбатская утюжная тусовка была явлением знаковым, кастовым и очень модным.

* * *

На Арбат я попал в 1989 году, в четырнадцать лет, по протекции моего соседа Димона Емельянова, ака «Леший», который учился в моей школе и был на пару лет постарше. Это было золотым временем Арбата. Менты стали гораздо более сговорчивыми, и им пока хватало двадцатки, а в случае возникновения непреодолимых противоречий – полтишки грина для закрытия всех спорных вопросов.

Разнообразные «бригады» нас не беспокоили, и все проблемы сводились только к дракам с придурками вроде люберецко-казанских гопников. Гопники ехали в Москву одевацца. Именно в то время появилось словечко «обуть», те снять с кого-нибудь на улице нужные тебе вещи. Кризис с одеждой в совке в то время был охренительный – на улицах нормально одеты были либо мажоры – дети «выездных» советских работников, либо фарца. Это было особенно заметно в холодное время года, когда 90 % населения надевали синтетические шубы «чебурашки», шапки из мокрого зайца и сапоги-«скороходы» с вечно разъезжающимися молниями.

Тогда в Москве как раз появились «лягушки» – туристские сапоги валенком, с заливным низом типа калош, какие сейчас выпускает Columbia. Стою я, значит, в «лягушках» с зеленым заливом на автобусной остановке, рядом мужик. На дворе пятница, он, значит, освежен, стоит – шуба расстегнута, шапка на затылке, и говорит мне:

– Слы, чувак, а ты чо, на валенки не мог черные калоши надеть? Хули ты в зеленых стоишь, не в кассу смотришься.

Такие вот были понятия, хотя они и сейчас не сильно изменились.

Арбатская тусовка делилась на несколько уровней. Внизу стояли «гамщики» – молодняк, который менял у интуры (туристов) советские значки на жвачку и мелкую монету. Потом шли лоточники, которые продавали со столиков на улице той же интуре матрешки, флаги, значки, командирские часы и прочую туфту. Дальше – утюжня, которая «поднимала» в гостиницах. Высший эшелон состоял из людей, которые «тулили» фирме иконы, антиквар и покупали крупные партии валюты.

Местами основной бомбежки были гостиницы «Россия», «Интурист», «Космос», «Берлин» (ныне «Савой»), реже – «Метрополь» и «Националь», потому как там было слишком много «конторских» (сотрудников госбезопасности). По спортивным «кишкам» (вещам) шла работа на проспекте Вернадского в гостинице «Спорт». Там останавливались итальянские пловцы (итальянцев называли аларцами, от часто ими произносимого слова «аллёро»), норвежские лыжники («норжы») и югославы.

У фирмы в основном скупали вещи или меняли им мелкие партии валюты по курсу один к двум (госкурс для иностранцев был один к одному или 90 копеек за доллар, и менять у нас им было в жилу, ну а черный курс того времени был один к трем, к четырем, таким образом, выхлоп для нас был колосальный). Очень хорошо было работать с братьями из советского лагеря – южками (югославами), которые были тогда самой продвинутой из совковых стран и везли в Москву на продажу партии кроссовок, джинсов и прочей темы.

Тусовка была на редкость легендирована. То есть в наших кругах постоянно циркулировали истории о том, как кто-то где-то поднял неимоверные деньги, продав глупому американцу много шкатулок и сундучков «под Палех». Или скупил 50 пар Levi’sа у неопытного южка по 20 рублей (обычно юги минимум по 80 отдавали), а потом все сдал оптом хачам по 100. Таким образом, ситуация была похожей на книгу «Пикник на обочине» Стругацких, где каждый сталкер мечтал найти в Зоне магический «Золотой Шар», который сделает его счастливым. Каждый жил ожиданием такого шара. А точнее «шары», которая сделает его богатым и статусным персонажем в одночасье. На этом и горели…

Два моих приятеля – Рваный и Толя-Калган, вяло отутюжив субботним утром в «России», шли по Красной площади, обсуждая недавний попадос к ментам в «Космосе» одного из старших товарищей. Им навстречу шла пара иностранцев, судя по светлым волосам и курткам-пуховикам, это были скандинавские спортсмены. Поравнявшись с норжами, мои друганы бросили привычную фразу на ломаном английском:

– Нид мани фор иксчейндж?

Норжи настороженно переглянулись, и один из них на ровном английском ответил:

– Yes, sure. Could you please show us the nearest exchange office?

Обдумав минут несколько смысл услышанного, граждане утюги ответили норжам:

– Ви кен чейндж ю самсин фор вери гуд рейт. Рваный, у тебя сколько дерева с собой?

– Ну, типа, рублей двести.

– Во, заебись! Ви кен чейндж ю абаут ту хандред долларз фор зе рейт 1.5 фор ван доллар.

– O, that’s great, – закивали норжи.