Капитан Хорнблауэр. Под стягом победным - Сесил Скотт Форестер

— Я вице-адмирал дон Кристобаль де Креспо.

Хорнблауэр не удержался и смерил его с головы до пят. Вице-адмирал носил золотые серьги, его расшитый золотом сюртук не скрывал ветхости серой рубахи. По крайней мере, он был обут. Его латаные белые штаны были заправлены в сапоги из мягкой коричневой кожи.

— На службе Эль-Супремо? — спросил Хорнблауэр.

— Разумеется. Позвольте представить моих офицеров. Линкор-капитан Андраде. Фрегат-капитан Кастро. Корвет-капитан Каррера. Лейтенанты Барриос, Барильяс и Серна. Гардемарины Диас…

Под этими звучными титулами скрывались всего-навсего босоногие индейцы. Из-за алых кушаков в изобилии торчали пистолеты и ножи. Офицеры неловко поклонились Хорнблауэру; лица одного-двух выражали звериную жестокость.

— Я прибыл, — сказал Креспо дружелюбно, — чтобы поднять свой флаг на моем новом судне «Нативидад». Эль-Супремо желает, чтобы вы салютовали ему одиннадцатью выстрелами, как приличествует вице-адмиральскому флагу.

У Хорнблауэра слегка отвалилась челюсть. За годы службы он помимо воли проникся глубоким уважением к деталям показного флотского великолепия, и ему совершенно не улыбалось салютовать этому голодранцу, словно самому Нельсону. С усилием он подавил раздражение. Если он хочет добиться хоть какого-нибудь успеха, то должен доиграть этот фарс до конца. Когда ставка — империя, глупо проявлять излишнюю щепетильность в вопросе церемониала.

— Конечно, адмирал. Для меня большая радость одним из первых поздравить вас с назначением.

— Спасибо, капитан. Остается уладить кое-какие мелочи, — сказал вице-адмирал. — Дозвольте спросить, боевые офицеры с «Нативидада» здесь или еще на «Нативидаде»?

— Премного сожалею, — ответил Хорнблауэр, — но сегодня утром после трибунала я выбросил их за борт.

— Действительно, очень жаль, — сказал Креспо. — Эль-Супремо приказал мне вздернуть их на реях «Нативидада». Вы не оставили даже одного?

— Ни одного, адмирал. Сожалею, что не получил от Эль-Супремо соответствующих указаний.

— Что ж, ничего не попишешь. Без сомнения, найдутся другие. Тогда я отправляюсь на борт моего корабля. Не будете ли вы так любезны сопроводить меня и отдать приказы вашей призовой команде?

— Конечно, адмирал.

Хорнблауэру любопытно было взглянуть, как подручные Эль-Супремо намерены привести к присяге команду целого судна. Он поспешно приказал артиллеристу салютовать флагу, когда тот будет поднят на «Нативидаде», и спустился в шлюпку вместе с новоявленными офицерами.

Вступив на борт «Нативидада», Креспо с важным видом поднялся на шканцы. Здесь стояли штурман и его помощники. Под их изумленными взглядами Креспо подошел к изображению мадонны с младенцем возле гакаборта и столкнул его в воду. По его знаку один из гардемаринов спустил испанский и британский флаги. Потом Креспо обернулся к штурману и помощникам. Это была исполненная драматизма картина. Ослепительно светило солнце, британские морские пехотинцы в красных мундирах стояли ровной шеренгой, приставив ружья к ноге. Британские матросы с тлеющими фитилями замерли у каронад, ибо приказа еще никто не отменял. Джерард подошел и встал рядом с Хорнблауэром.

— Кто тут штурман? — спросил Креспо.

— Я штурман, — пролепетал один из испанцев.

— А это ваши помощники? — мрачным голосом произнес Креспо и получил утвердительный кивок.

С лица Креспо исчез всякий налет добродушия. Казалось, оно излучает гнев.

— Ты, — сказал он, указывая на самого младшего. — Сейчас ты поднимешь руку и провозгласишь свою веру в нашего повелителя Эль-Супремо. Подними руку.

Мальчик повиновался, как зачарованный.

— Повторяй за мной. Я клянусь…

Мальчишеское лицо побелело. Он пытался оглянуться на старших, но взор его был прикован к свирепым очам Креспо.

— Я клянусь, — повторил Креспо еще более угрожающе.

Мальчик открыл рот и без единого звука его закрыл. Потом он судорожно сбросил с себя гипнотическое оцепенение. Его рука вздрогнула и опустилась, он отвернулся от указующего перста Креспо. В тот же миг левая рука Креспо метнулась; движение было столь молниеносно, что все не сразу заметили в ней пистолет. Прогремел выстрел, и мальчик, с пулей в животе, в судорогах повалился на палубу. Не обращая внимания на его извивающееся тело, Креспо повернулся к следующему.

— Теперь клянись ты, — сказал он.

Тот поклялся сразу же, дрожащим голосом повторяя за Креспо слова. Пяток фраз был примерно на одну тему: в них провозглашалось всемогущество Эль-Супремо, утверждалась вера говорившего и в одной кощунственной фразе отвергалось существование Бога и девственность Божьей Матери. Остальные последовали его примеру. Один за другим повторили они слова клятвы, не обращая внимания на умирающего у их ног мальчика. Креспо снизошел до того, чтобы того заметили, только когда церемония закончилась.

— Выбросите его за борт, — сказал он коротко.

Офицеры лишь мгновение медлили под его взглядом, потом один поднял мальчика за плечи, другой за ноги, и перебросили еще живое тело через борт.

Креспо подождал всплеска, затем подошел к облупившимся, некогда позолоченным шканцевым поручням. Толпа на шкафуте тупо слушала его зычный голос. Хорнблауэр, всматриваясь в матросов, понял, что проповеднические усилия Креспо едва ли встретят сопротивление. В команде не было ни единого европейца. Вероятно, за долгую службу «Нативидада» в Тихом океане первоначальная команда полностью вымерла. Только офицеров присылали из Испании; матросов набирали из туземцев. Меж ними были и китайцы, и негры, и люди с незнакомой Хорнблауэру наружностью — филиппинцы.

Своей пятиминутной речью Креспо покорил их всех. Он не разъяснял им божественность Эль-Супремо, только упомянул его имя. Эль-Супремо, сказал он, возглавляет движение, поставившее своей целью свергнуть испанское владычество в Америке. Через год весь Новый Свет от Мехико до Перу будет у его ног. Придет конец притеснениям, жестокостям, рабству на рудниках и в полях. Всем дадут землю, свободу и счастье под милосердным правлением Эль-Супремо. Кто пойдет за ним?

Похоже было, что все. В конце речи слушатели разразились приветственными криками. Креспо подошел к Хорнблауэру.

— Спасибо, капитан, — сказал он. — Я думаю, теперь присутствие вашей призовой команды излишне. Я и мои офицеры разберемся с попытками неподчинения, ежели таковые возникнут.

— Думаю, так, — проговорил Хорнблауэр немного горько.

— Кое-кто из них может не так легко принять просвещение, когда до этого дойдет, — заметил Креспо с ухмылкой.

Возвращаясь на «Лидию», Хорнблауэр с горечью вспоминал об убийстве штурманского помощника. Это преступление он обязан был предотвратить — он поднялся на борт «Нативидада» в значительной степени для того, чтобы не допустить зверств, и это ему не удалось. И все же он сознавал, что такого рода жестокость не скажется дурно на его матросах, как было бы в случае хладнокровной расправы над офицерами. Команду «Нативидада» против воли принудили служить новому хозяину — но то же самое сделали вербовщики с тремя четвертями команды «Лидии». Порка или смерть ожидали англичанина, если тот откажется подчиниться офицеру, узурпировавшему над ним власть, — английские моряки вряд ли будут негодовать на даго в сходной ситуации, хотя со свойственным английскому простонародью отсутствием логики возмутились бы, если бы Креспо с соблюдением всех формальностей повесил офицеров.