Дочь Нефертити - Татьяна Семенова

— А какой, по-вашему, лучше? — в своей излюбленной манере — вопросом на вопрос — ответил Ваня.

— Ну, во-первых, это дело вкуса, — улыбнулась Элла Вениаминовна, — а во-вторых, надо же понимать, что в природе чайный лист всегда зелёный, но после специальной обработки, он может превратиться в чёрный, красный, жёлтый или бирюзовый.

— Бирюзовый? — удивился Ваня.

— Да. Этот сорт известен под названием «Чёрный Дракон». Забавно, правда? Сам чай по цвету бирюзовый, а в названии присутствует слово «черный». Чтобы оценить всю прелесть чая его надо правильно заваривать. Зелёный, жёлтый, бирюзовый чаи настаивают не более восьми минут, трижды доливая кипяток. Красный — так же, как и чёрный. Красный чай самый ароматный. Он снижает уровень холестерина, поддерживает высокую концентрацию витаминов… Так все-таки черный или зелёный?

— Мы уже запутались, — пожаловался Ваня, — давайте на ваш вкус.

— А мне, если можно, зелёный, — попросила Аня.

— Хорошо. Но Вы обязательно должны попробовать мой любимый чай.

Кипяток был уже готов, и Элла Вениаминовна подошла к плите, чтобы непосредственно приступить к священнодействию — завариванию чая.

— А Вы нам расскажете про секрет его приготовления? — спросила Аня, искренне заинтересовавшись.

— Ну, разумеется, мои хорошие! — не возражала Элла Вениаминовна. — Только ведь вы, кажется не за этим пришли. Вас интересует Сергей.

Конечно, пожилой женщине было очень любопытно, что именно заставило этих совсем юных ребят интересоваться судьбою её Сергея, но воспитание не позволяло начать расспросы самой.

— Серёжа был… — Элла Вениаминовна словно споткнулась об это слово. — Ну, да, был удивительным человеком. Ему исполнилось всего четырнадцать, когда умерла мать. Она долго и тяжело болела, Серёжа заботился о ней — замечательный сын. Потом её не стало, и я взяла опекунство над мальчиком. Неофициально, конечно. Мы с ним просто были очень дружны. Он мне всегда всё рассказывал, спрашивал совета. Даже когда поступил в Университет и познакомился со своей будущей женой, продолжал приходить ко мне, и мы подолгу беседовали. Я не отговаривала его от женитьбы, видела, как он влюблён. Но я всегда знала, что из этого брака ничего хорошего не получится. Люба не подходила ему: ветреная, вспыльчивая. Да, противоположности притягивают друг друга, но лишь на какое-то время… Серёжа был очень увлечён наукой, а Любочка всегда любила шумные компании. Не прошло и полугода их совместной жизни, как она закрутила роман с другим человеком. Серёжа очень переживал и всё же простил её. Такой характер. Однако сделать Любу другой было не в его силах. «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань»…

— Это Пушкин, — с уверенностью констатировал Ваня.

— Да, — кивнула Элла Вениаминовна. — И вот, в результате, через год они развелись. Серёжа закончил аспирантуру, защитился. Начал работать в одном из крупнейших научных центров по генетике. Он был вообще увлекающейся натурой, а работу свою любил настолько, что иногда по несколько суток оставался в лаборатории, ночевал там… Мне всё ещё очень странно говорить о Сереже в прошедшем времени.

Металлический чайник, не иначе, середины прошлого века в очередной раз закипел, подав сигнал тоненьким свистом, Ваня посмотрел на него, как на диковинного зверя, и Элла Вениаминовна сказала:

— Может, это глупость, но кипяток из этих пластмассовых полуавтоматов кажется мне не таким вкусным… Так вот, как-то раз Серёжа признался мне, что очень близок к ошеломляющему научному открытию.

«Ну, вот и пора, — подумал Саша. — Рассказать ей всё мы, конечно, не сможем, но и сочинять ахинею вроде природоохранных достижений „мото-зомби“ Голоскокова здесь не получится. Эта женщина слишком умна и проницательна.

— Знаете, Элла Вениаминовна, мы совершенно случайно на развалинах вашего старого дома нашли дневник Сергея.

Саша достал из сумки заветную тетрадь, и Элла Вениаминовна порывисто поднялась ему навстречу. Потом, совладав с собой, взяла дневник в руки, словно это было уникальное хрупкое изделие древнего мастера, и начала перелистывать страницы. Глаза её наполнились слезами. Тяжело вздохнув, она присела на краешек стула и тихо сказала:

— Да, это почерк Сергея. Его дневник.

— Тут описаны какие-то научные эксперименты, — сообщил Саша, — Мы почитали немного, даже любопытно. Но как оценить степень важности? Разумнее всего отдать кому-то из его сослуживцев. Правда? А в конце — да, да, вот здесь — есть зачёркнутые строчки, мы кое-что разобрали. Там, например, сказано, что Сергей хотел обратиться за помощью к человеку по имени «Алек…» — четыре буквы, дальше не прочесть, но явно было ещё написано отчество. У вас нет предположений, кто это: научный руководитель, старший товарищ, друг семьи… Кому он доверял?

Саша увлекся и почти вёл допрос, однако Элла Вениаминовна не обращала внимания на тон — она искренне хотела помочь.

— Алек… Алек… Скорее всего… Ну, конечно! Это Александр Петрович Зорин. Его университетский преподаватель. После окончания аспирантуры Сергея уговаривали остаться на кафедре, но он перешёл работать в исследовательский центр, где предложили очень интересную тему. Александр Петрович поддержал ученика. Со своим бывшим преподавателем Серёжа продолжал общаться: часто ездил к нему домой, советовался. Пожалуй, Александр Петрович был в курсе его работы… Да, несомненно, «Алек…» — это Александр Петрович.

— А Вы не знаете, где он живёт? — Саша уже сгорал от нетерпения.

— Об этом мы с Сережей никогда не говорили. Где-то в центре.

— А других друзей по имени Александр или Алексей, у Сергея не было? — Ваня решил проявить дотошность.

— У Серёжи вообще было очень мало друзей, — вздохнула Элла Вениаминовна. — Ну, школьный друг Владик… Да и всё, пожалуй…

— А всё-таки что он Вам рассказывал про свою работу? — поинтересовалась Аня.

— Очень мало. То есть он увлекался иногда, начинал говорить, а я же ничего не смыслю в генетике. Я не запоминала. И потом, некоторые умеют объяснять самые сложные вещи просто. Сережа не умел. Он не учитель, он практик… Только вот… — Элла Вениаминовна задумалась на минуту, — Не знаю стоит ли это говорить, но мне кажется его смерть не была случайной.

— Почему вы так решили? — быстро спросил Саша.

Элла Вениаминовна помолчала, еще раз взвешивая, стоит говорить или нет.

— Видите ли, буквально за неделю до смерти Серёжа был… ну, прямо сам не свой. Он прибежал ко мне такой растрепанный, такой возбуждённый. Явно хотел что-то рассказать, но… не решился. Мы с ним долго беседовали в тот вечер. К концу разговора он сник, выглядел подавленным и всё время вспоминал детство, будто хотел вернуться туда. А потом вдруг сказал: «Я совершил поступок, который может разрушить всю мою жизнь. Не знаю, правильно ли я сделал, но мне показалось, что иначе нельзя было поступить». Я попросила его рассказать подробнее. А Сергей как-то по-детски уткнулся мне в плечо и долго-долго молчал. Мне даже почудилось, что он плачет. Я, конечно, пыталась его приободрить, шептала какие-то благоглупости, но, похоже, он даже не слышал меня … Ах, если б он тогда рассказал мне, что случилось!..