Комдив - Михаил Нестеров

– Спасибо, Владимир Викторович!

– И еще, сегодня вечером тебя к Верховному вызовут, готовься.

Старший майор высадил Олега у гостиницы и уехал, очень торопился, даже пообедать времени не было. Самому Северову есть еще не хотелось, в Кремль, если верить Забелину, вызовут только вечером, поэтому летчик немного погулял по Москве, тем более что погода стояла прекрасная, теплая и солнечная. Для приезда в столицу приходилось надевать морскую форму, так что по причине теплой погоды Олег был в форме № 2 летней повседневной при белом кителе. Орденских планок еще не ввели, приходилось надевать все награды, а это летчик не любил, уж больно народ косился, особенно свой брат-военный. Неспешно прогуливаясь по немноголюдным улицам, Северов думал о Гризодубовой, Бринько и о том, как по странному стечению обстоятельств оказался вовлеченным в эти глупые разборки, к чему, вообще говоря, никакого отношения не имел. Он прикидывал, стоит ли говорить с Петром о его отношениях с Валентиной Степановной. Это его личное дело, но, вполне возможно, история будет иметь продолжение. А если Гризодубова разведется, могут и пожениться, почему нет? Хотя она его старше лет на пять-шесть, наверное. Потом мысли перескочили на свою личную жизнь, вернее, ее отсутствие. Опять вспомнился Музыка, гаденыш. Ну ничего, надо надеяться, что ему эта пакость с рук не сойдет. А что у них с Настей было, почему она от него шарахается? Впрочем, когда он вернется в дивизию, ее, скорее всего, там уже не будет, Музыка к себе вытащит.

Настроение от таких мыслей испортилось окончательно, поздний обед прошел без всякого аппетита, потом, чтобы себя занять, Северов еще раз отутюжил брюки, начистил ботинки, прошелся щеткой по кителю и фуражке. Вызов в Кремль был назначен на 22 часа, об этом сообщил молодой, но очень строгий лейтенант НКВД.

Вот и знакомая приемная, Олег вежливо поздоровался с Поскребышевым. Долго ждать не пришлось, пригласили в кабинет. Кроме хозяина, там оказались Берия, Жуков, Мехлис, Кузнецов, Василевский.

– Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий!

– Здравствуйте, товарищ Северов. Ваш отчет по деятельности дивизии внимательно изучен. Товарищи Ватутин, Буденный, Красовский, Руденко и Судец, а также их заместители и начальники штабов очень высокого мнения о вашем соединении. Генеральный штаб и наркомат ВМФ считают, что оно не только показало очень высокую эффективность, но и оказало большое влияние на весь ход боевых действий на южном фланге в масштабах Юго-Западного и Северо-Кавказского, а затем Южного фронтов. Созданный командный центр ВВС прекрасно себя зарекомендовал. А как вы оцениваете деятельность дивизии, может, что-то не удалось или удалось не в полной мере?

– Единственное, что полагал бы целесообразным сделать, – это развернуть такие центры на каждом фронте. Концентрация управления у нас была излишней, но это было вынужденной временной мерой.

– Как вы оцениваете свои потери?

– Потери довольно велики, но надо принять во внимание следующие обстоятельства. Потери ночных истребителей связаны в том числе с отработкой тактики их применения. Потери дневных истребителей связаны со значительным перевесом вражеской авиации на первом этапе сражения.

– Да, ваши потери существенно меньше, чем в других авиаподразделениях, а вот урон, нанесенный противнику, наоборот, велик. И авиационная спасательная служба вновь хорошо себя показала. Нам известно, что большинство авиационных командиров не спешат внедрять передовой опыт, находят более важные задачи. Представители Ставки будут строго спрашивать с них.

Сталин немного помолчал, поглядывая на Северова, потом спросил:

– Вы считаете, что полковник Гризодубова не справилась с должностью командира дивизии? Вы можете говорить свободно, она отстранена от должности.

– Товарищ Сталин, я убежден, что ставить ее на командование дивизией фронтовой авиации просто не стоило. Если бы это была дивизия авиации дальнего действия, ситуация могла быть иной.

– Но ведь она согласилась на нее.

– А может, вопрос был так поставлен, что она не смогла отказаться?

Возникла пауза, которой воспользовался Мехлис:

– Так вы ее защищаете?

– А почему нет? Она совершила проступок и понесет за это наказание, но она выдающаяся летчица, она тащила воз, который не каждому по плечу. Я не знаю сути дела, но думаю, что товарищ Гризодубова заслуживает снисхождения. Кроме командования дивизией, есть достаточно мест, где она может работать дальше и приносить пользу нашему государству.

Верховный Главнокомандующий кивнул и без всякого перехода сказал:

– Все ваши представления по награждению утверждены. Вы удовлетворены?

– Так точно, товарищ Верховный Главнокомандующий!

Сталин улыбнулся.

– А про себя вы опять ничего не спрашиваете! Скромность похвальная, но, наверное, излишняя. Впрочем, вас не переделать. Ставке известно, что все это время фактически дивизией командовал подполковник Северов. За успешно проведенную оборонительную операцию, в ходе которой противнику нанесен значительный урон, а свои силы сохранили боеспособность, вы награждаетесь орденом Кутузова. По должности вам полагается вторая степень, но, учитывая действия в интересах сразу трех фронтов, а также роль в координации работы трех воздушных армий, вы достойны первой степени. Представление на орден Красной Звезды за самолет-разведчик ваше командование также подписало.

– Служу Советскому Союзу!

– И последнее. Использовать вас как простого командира дивизии, пусть и элитной, было бы нерационально. Вы назначаетесь командиром Особой авиационной группы, непосредственно подчиненной наркомату ВМФ. Все вопросы по группе обговорите с товарищами Кузнецовым и Жаворонковым. До свидания, товарищ Северов!

– До свидания, товарищ Сталин!

Олег вышел из кабинета и присел на стул. Надо было дождаться Кузнецова, да и ноги что-то плохо держали. Очередное награждение было приятно, но осознание придет завтра, когда награды будут вручены. А вот про то, что Гризодубову не стоило назначать, ляпнул сгоряча, неизвестно, чья была идея. Надо было иначе сказать, Рычагов вот довыступался. Да какая, впрочем, теперь разница!

Мысли успели перестать прыгать, когда вышел Кузнецов и, улыбаясь, сделал знак следовать за ним. В машине нарком немного рассказал о том, что на самом деле произошло. Музыка, оказывается, прилетел в Москву и накатал на всех донос! Рассчитал в принципе неплохо. Ему покровительствовали два его дяди, оба при солидном положении, про историю с жалобой Гризодубовой на Голованова слышали, племянничку рассказали. Тот сложил все вместе и занялся сочинительством. В этой истории больше всего удивляло Северова то, что все проходило на виду множества людей и они могли подтвердить, что было, а чего не было. И где, что характерно, все это время болтался сам Музыка. На что тот надеялся? На идиота вроде не похож. А Кузнецов рассказывал дальше. Сталин поручил разбираться с жалобой Маленкову, тут бумага Эммануила Мирославовича, в ней всплыл Северов. А Кузнецову и Жаворонкову Верховный давно сказал, чтобы присмотрелись к нему, мол, толковый командир, очень сложные поручения выполняет. Особо вновь отметил умение работать с людьми и формировать вокруг себя команду профессионалов. Кстати, такого количества дважды Героев ни в одном авиаподразделении, даже более крупном, нет, а Петру Бринько вообще скоро третью Золотую Звезду вручать будут. К тому же нарком подозревал, что он к Северову присматривался, а вот Берия за подполковником приглядывал. По крайней мере, его орлы быстро в ситуации разобрались, и поехал младший лейтенант Музыка на Дальний Восток старшим летчиком – вспоминать, как летает «И-16». Дешево отделался, могли не только звания и наград лишить.