Динамика характера. Саморегуляция при психопатологии - Дэвид Шапиро

У взрослого человека почти не бывает действий, обусловленных простой ситуативной потребностью в объекте. Действия никогда не бывают незапланированными, без их представления в воображении и их осознания, за исключением, пожалуй, более серьезной патологии. Потребности, желания, аффекты, возможные обстоятельства не сразу порождают действие; они порождают интерес к возможности действия и, в конечном счете, могут породить намерения. Именно намерение, а не потребность и не аффект является самым прямым побуждением к действию.

В отличие от понятия потребности или влечения к объекту, намерение — это побуждение человека, который в соответствии со своими установками и образом мышления в той или иной мере осознает возможности и результаты действия. Именно поэтому качество действия будет настолько же характерным для человека в данной ситуации, насколько оно будет отражать напряжение потребности или силу желания. И именно поэтому характерное качество действия и его субъективное ощущение будут значительно отличаться у разных людей, с более или менее осознанными намерениями, с более или менее спонтанным или нормативным поведением, чаще следующих велениям сердца или, наоборот, живущих «на автопилоте».

Волевое, или самоуправляемое, действие, действие в направлении осознаваемых целей — это результат развития. Конечно же, вместе с тем оно представляет собой результат эволюции; несомненно, возможность осознанного самоуправляемого действия очень существенна для развития адаптивной способности человека. Но развитые умственные способности предполагают и определенную психологическую уязвимость. Ибо способность к волевому управлению действием одновременно привносит ощущение энергичного намерения, осознания совершения выбора и принятия решения вместе с ощущением действия и принятием личной ответственности. И в свою очередь все это, вместе взятое, может вызвать новый вид внутреннего конфликта и появление патологической тревоги.

Никому не удается избежать неудач в развитии способности к волевому управлению, а следовательно, каждый человек должен заплатить за него свою цену, связанную с теми или иными ограничениями, тем или иным уровнем внутреннего конфликта или тревоги. Там, где конфликт или тревога становятся серьезной угрозой процессу развития, человеку приходится следовать по пути развития, предвосхищающему ее появление. Можно предположить, что такой конфликт и развитие, предвосхищающее тревогу, принимают гипертрофированные формы, опирающиеся на доволевые способы ослабления ощущения действия или, точнее, на адаптацию взрослого человека к таким способам. Эти пассивнореактивные или ригидные доволевые способы ослабления ощущения действия в их гипертрофированной форме проявляются в известных в психиатрии клинических синдромах. Далее мы подробнее рассмотрим их природу, а также их влияние на поведение взрослого человека.

Младенец пассивен в особом, более глубоком смысле, чем просто неактивен или послушен. Младенец пассивен в смысле побуждения к своей активности своими жизненными потребностями или рефлексами; он рефлекторно или инстинктивно реактивен по отношению к тому, что ему представляется. Несомненно, мы понимаем, что эта ранняя активность и реактивность оказываются более сложными по сравнению с тем, какими мы их считали раньше, но, по существу, она остается пассивной активностью и реактивностью в этом смысле пассивности. Младенец еще не находится во власти мотивов, которые Хайнц Вернер (Heinz Werner, 1948) назвал «индивидуальными [осознанными] мотивами».

Появление таких индивидуальных мотивов и намеренных действий и последующее появление все лучше сформулированных, сложных и отдаленных целей происходит слишком постепенно, чтобы их можно было точно отметить. Несмотря на свой быстрый старт, процесс развития намеренного действия оказывается гораздо более протяженным, чем можно было бы подумать. Можно вспомнить его основное свойство, сравнив неосознаваемую и безответственную спонтанность действий, отвлеченность внимания и ситуативную реактивность не только младенца, но и более взрослого ребенка с серьезным, хотя и не всегда постоянным планированием жизни подростка и его чрезвычайно осознанной заинтересованностью в самоопределении. Это развитие можно охарактеризовать как постепенно возрастающее и все более осознанное самоуправление.

Сначала развитие активной намеренности действий тесно связано с постепенной объективацией осознания младенцем внешнего мира. Появление осознанных целей и намеренных действий в достижении этих целей неизбежно следует из узнавания интересующих его внешних объектов. Узнавание погремушки вызывает интерес к погремушке как к объекту, который хочется схватить. Таким образом одновременно появляются и новый объект — погремушка, и новый субъект — ребенок, активно хватающий эту погремушку. Начало объективации внешнего мира — это вместе с тем начало новой, более активной и более автономной формы мотивации или направленности действия, направленности соответственно осознанным целям. Само по себе развитие означает не столько другую установку по отношению к внешнему миру, сколько появление самой установки по отношению к внешнему миру. Отсюда следует описание Вернером этого нового направления как появления из рефлекторной или инстинктивной всеобщей реактивности новой индивидуальной мотивации.

С каждым продвижением вперед в объективации внешнего мира: узнавании интересующего объекта, воспоминании и представлении того, что отсутствует в данный момент перед глазами, понимании некоторых причин и следствий и т. д. — цели постепенно формулируются и обостряется поляризация «я» и внешнего мира. Вместе с тем отношение ребенка к внешнему миру становится более активным, осознанным и самоуправляемым. Чем яснее становятся осознанные им цели и шире и богаче их видение, тем более намеренным и планируемым становится его самоуправление. Постепенно, в процессе развития, продолжающегося на протяжении всего детства, ситуативная реактивность ребенка заменяется более обдуманным выбором и принятием решений. Он все больше и больше становится субъектом действия; не будет слишком большим преувеличением предположить, что и сам ребенок все больше и больше ощущает себя субъектом действия.

Я еще не отметил очень интересную и, с моей точки зрения, очень важную черту доволевой жизни ребенка — детскую ригидность. Разумеется, эта ригидность хорошо известна. Каждому из нас знакома настойчивость ребенка в отношении того, чтобы все делалось «правильно», то есть именно так, как раньше, несмотря на изменившиеся обстоятельства или даже логику эффективного достижения желаемой цели. Хайнц Вернер говорит нам о том, что эта ригидность по-прежнему отражает общий и относительно недифференцированный охват объективной ситуации, отсутствие у ребенка способности отличать существенное от несущественного, а следовательно, наличие у него установки «все или ничего».

Нетрудно увидеть пассивность в этой верности следованию обычному и привычному и его отношению к рассмотренной нами пассивной реактивности. Интерес ребенка в данной конкретной ситуации сразу включает общее воспоминание или даже «чувство», как это все было. Его отношение к этому воспоминанию или чувству остается пассивным; но этот путь — единственный. Ригидность и пассивную реактивность можно было бы попробовать отличить так: пассивная реактивность относится к ситуативной и квазирефлекторной реакции ребенка на внешний стимул; ригидность относится к пассивному воспроизведению жесткой внутренней программы, в данном случае — воспоминания. Таким образом, в процессе постепенного прояснения и объективации картины ранняя ригидность ребенка постепенно заменяется более осмысленным осознанием сущности своих целей и более активным поиском и проявлением объективного суждения и самоуправления.