Восьмая жизнь Сильвестра - Александр Васильевич Сивинских

Пока ноутбук разогревался и загружался, Верочка, поскуливая от нетерпения, слупила ещё один кусок торта. Александр Атаманов, который мало-помалу захватывал контроль над правым полушарием её мозга, не возражал – как и все писатели-мужчины, он был тем ещё сладкоежкой. Пёсс тоже вёл себя спокойно. Верочка решила, что, возможно, ужиться с ним будет не так сложно, как мнилось ночью, в жарком коконе постельного белья.

Точно пианист, вскинула она руки над клавиатурой, привычно вытянула губы трубочкой, набрала в лёгкие побольше воздуха… и вдруг с жутчайшим разочарованием поняла, что писать не может. Хуже того, не хочет! А хочется ей съесть ещё один кусочек торта, потом забраться с ногами в кресло, обнять большого мягкого коалу, купленного на первый книжный гонорар, и посмотреть, наконец, на «плазме» с полным звуком тот фильм, который она скачала с густо облепленного компьютерными вирусами, троянами и баннерами сайта.

Это было катастрофой. Верочка так растерялась от внезапного, вероломного приступа писательской беспомощности, что совершила непростительную ошибку. Запустила интернет и набрала в поисковой строке: «Атаманов, Валькирии Дикой Степи, рецензии».

Первая же ссылка вела на сайт «Нового книжного кафе», где, как гюрза в конском черепе, притаился Лео Цедимян со свеженькой статьей под невинным на первый взгляд заголовком: «Скифский поход атамана».

Аналогия с гюрзой оказалась, к сожалению, на редкость точной. Проклятый критик обнажил клыки. Кусался он бесчеловечно и крайне ядовито. «Кто же употребляет этих валькирий? – вопрошал злодей. – Ответ следует искать у психологов, специализирующихся на слабоумных детях. Если у вас получится хорошенько подпоить кудесников резинового молоточка и засаленной кушетки, то они наверняка поведают, что мозги их сопливых подопечных нафаршированы обрывками глупейших комиксов, где вместо Робинзона Крузо и Гека Финна мелькают педерасты в красочных костюмах из латекса да мускулистые бой-бабы с саблями и сиськами наголо. Кстати о сиськах. По многим признакам мы заключаем, что господин Атаманов – особа женского пола и самого нежного возраста…»

Дрожа, будто в лихорадке, Верочка дочитала статью до финала, за что была вознаграждена чудовищным в своей несправедливости пассажем: «Мы рассчитываем, что кто-нибудь отведёт авторшу дебильных „Валькирий“ в секс-шоп. Пусть девушка купит там вибратор, да и займётся делом более приятным и полезным, а главное, более соответствующим её интеллекту, чем сочинение книжек!»

Закончив чтение, Верочка сначала бурно расплакалась, а потом вскочила из-за стола и, хотя у неё самой содержалось несколько промилле воровской цыганской крови и неодобряемой патриотами польской, выкрикнула в экран монитора неполиткорректное:

– Гадина носатая! – После чего добавила привычное: – Подлец!

Не то одобряя поведение хозяйки, не то наоборот осуждая, «питомец специальной селекции» встрепенулся и устроил в животе настоящий шабаш – с козлами и ведьмами, взапуски прыгающими через адски горячий костёр.

Верочка согнулась практически пополам и тихонько ойкая, посеменила к дивану.

Страдания продолжались целую неделю. Верочка не смогла написать ни строчки нового романа, плохо высыпалась, у неё пропал аппетит, и совершенно прекратились шаловливые девичьи сны с участием поджарых, по-дикарски волосатых мулатов. Не радовало даже стабильное уменьшение веса – по килограмму за сутки. Наливные щёчки ввалились, румянец сошёл с них, уступив место подвальной бледности.

Зато Цедимяна будто наканифолили. Похоже, он решил смешать с грязью все книги Александра Атаманова. Критик строчил злопыхательские пасквили ежедневно, публиковал на различных сайтах, и что самое противное, собирал множество восторженных отзывов, лайков и репостов! Верочка и не подозревала, что у неё столько недоброжелателей. Вслед за Цедимяном потянулись и другие. Даже Гоша Беркутов, казалось бы, сам настрадавшийся от критики, прошёлся в блоге по «Валькириям Дикой Степи», как Атилла по Европе. И вообразите, запись была не под замком! Подлец кудрявый.

А братец Вова, будто нарочно, уехал в командировку, и пожаловаться на жестокость мира было совершенно некому.

Под занавес кошмарной недели нервы у Верочки сдали окончательно. Чтобы не наделать совсем уж жутких глупостей, она съела две таблетки фаназепама, запила бутылкой каберне и уселась перед телевизором. Ткнула в пульт наугад. Включился канал «Культура», какой-то балет. Под грозный рокот барабанов, глядя на женственных танцоров, увивающихся вокруг розовой колонны, которая даже у психологов, специализирующихся на слабоумных детях, не вызвала бы двояких толкований, Верочка и заснула.

Ей приснилось, что она, лёгкая и изящная, голышом танцует в гигантской раскрытой раковине. Перед ней – зрительный зал. Зал пуст, занято лишь два места в первом ряду. В одном кресле сидит мерзостный карлик с карикатурным «кавказским» носом, в другом – Гоша Беркутов. Кресла расположены на концах доски, опёртой посредине на толстое бревно – будто детские качели. Карлик строчит что-то в пухлый блокнот, а Гоша весь подался вперёд. Он любуется танцем. И, разумеется, танцовщицей. Верочка делает последний пируэт, восхищённый Беркутов вскакивает и рукоплещет. Карлик, обиженно вереща, валится на пол, но его слабый голосок теряется за звуком аплодисментов.

Аплодисменты, правда, звучали как-то диковинно. Словно щелчки компьютерной клавиатуры.

От изумления Верочка пробудилась.

Она сидела за стареньким компом, который не включала уже, наверное, года три. Её пальцы со страшной скоростью колотили по клавиатуре, порождая тот самый дробный стук из сна. По инерции Верочка отбила ещё несколько знаков и остановилась. Вчиталась в написанное. Кровь прилила к лицу, уши запылали. Текст оказался бесцеремонной до бесстыдства и язвительной до оскорбления критической статьёй на сборник рассказов пожилого писателя, который, собственно, порекомендовал Верочкину дебютную повесть в издательство. Она торопливо проскроллила текст в начало.

Автором значился Лео Цедимян.

Верочка оторопела.

– Как я могла? – пролепетала она.

Насмехательство над старым добряком было чем-то запредельно циничным. Всё равно, что убить крокодила Гену исключительно для того, чтоб из шкуры наделать чехлов для айфонов. Или выводок месячных тигрят пустить на похлёбку для столовой в штаб-квартире Гринпис.

– Думаешь, это ты написала? С твоими-то куриными мозгами? Ну, бугага, чо, – прозвучало у неё в левом ухе. Голос был мужским. Негромкий и предельно насмешливый фальцет. Очень, очень неприятный.

Верочка обернулась. Никого.

– Села писать, так не вертись. – Слово «писать» собеседник ухитрился произнести так, что было решительно непонятно, которая из гласных ударная.

Звук тем временем перекочевал в правое ухо.

– Похоже, ты чокнулась, барышня, – печально сказала Верочка себе. – Раздвоение личности, иначе шизофрения. Игрища с Александром Атамановым даром не прошли. А глист и похудание спровоцировали рецидив. Видимо, так.

– Я бы попросил! – голосок приобрёл раздражённые нотки. – Не глист, а «питомец специальной селекции».

– Как?

– Лео Цедимян. Или Пёсс, если угодно.

– Да ну нафиг! – сказала Верочка с искренностью профессора химии, опровергающего наличие в церковном вине крови Христа. – Чтобы червяк-паразит был разумным, да ещё и управлял хозяином? Сумасшествие куда вероятней.

– Боюсь, у тебя неверные представления о том, кто хозяин, – пропищал голосок.

Верочку скрутил страшный спазм. Такого с ней ещё не бывало – ни во время довольно