Тайные раны - Вэл Макдермид

Пола почувствовала, что на сегодня возможности Фланагана отвечать на вопросы исчерпаны. Вероятно, придется поговорить с ним снова, но сейчас, решила она, он вряд ли сможет сообщить ей что-то еще. Она встала.

— Надеюсь, вам удастся с ним попрощаться, мистер Фланаган. Спасибо, что со мной поговорили.

Он рассеянно кивнул, ему явно было все равно, что она скажет; скорее всего, он этого даже не расслышал. Пола удалилась, размышляя о смерти. В свое время ей самой вернули жизнь. И только благодаря Тони Хиллу она все отчетливее понимала: этот дар нужно наполнить смыслом. Дело Робби Бишопа — вполне подходящее начало.

Не все фанаты Робби Бишопа сгрудились у больницы «Брэдфилд кросс». Жившие в Рэтклиффе решили не путешествовать через весь город и предпочли принести охапки купленных в супермаркете цветов и детские рисунки на тренировочную площадку «Брэдфилд Виктории». Все это они прислонили к металлической сетке, ограждавшей футболистов от болельщиков. Детектив-сержант Кевин Мэтьюз едва сдерживал отвращение, ожидая, пока охранники у входа позвонят куда надо и получат подтверждение, что пришедшим разрешается войти на территорию. Он терпеть не мог этих публичных излияний чувств. Он был уверен на все сто, что никто из тех, кто совершил это паломничество к рэтклиффскому стадиону, на своем веку не обменялся с Робби Бишопом и несколькими словами. Вряд ли они слышали от него что-то, кроме обычного уточнения: «Какое имя мне тут написать?» — во время раздачи автографов. Миновало не так много времени с тех пор, как Кевину пришлось самому испытать настоящее горе, и его оскорбляла дешевая вульгарность их показных жестов. Ему казалось, что, если бы они расточали свои эмоции на живых — своих детей, родителей, знакомых, — мир стал бы лучше.

— Вот пошлость, — произнесла Крис Девайн с пассажирского сиденья, словно угадав его мысли.

— А уж что тут начнется через пару дней, когда он действительно умрет…

Охранник махнул, чтобы они проезжали, и указал на стоянку близ длинного приземистого строения, отгораживавшего поле от улицы. Кевин замедлил ход, проезжая мимо многочисленных «феррари» и «порше» игроков.

— Славные тачки, — заметил он одобрительно.

— У тебя же «феррари», правда? — Крис вспомнила, что ей о чем-то таком рассказывала Пола.

Он вздохнул:

— Красный «феррари-мундиаль», кабриолет, четырехклапанный мотор. Один из всего-навсего двадцати четырех праворульных кабриолетов, которые они выпустили. Машина-мечта. Скоро она меня покинет.

— Ну вот. Бедный Кевин! Ты хочешь от нее избавиться? Почему?

— Она двухместная, а дети уже слишком большие, не влезают. Это авто для одинокого человека, Крис. Тебя вряд ли заинтересует, а?

— Думаю, для меня она дороговата. Моя Шинед меня живьем съест.

— А жаль. Я был бы рад ее пристроить в хорошие руки. Что ж, мне, по крайней мере, удалось ненадолго отсрочить исполнение приговора.

— Это как же?

— Есть такой Джастин Адамс. Печатается в автомобильных журналах. Недавно он решил написать статью про обычных парней, которые водят необычные машины. Очевидно, коп на «феррари» — как раз подходящий материал. Так что я убедил Стеллу: мне нужно оставить у себя эту машину, пока не выйдет журнал, а то все станут потешаться: вот статья, в ней мое имя и фотография, а машины-то этой у меня больше нет.

Крис усмехнулась:

— По-моему, неплохой договор.

— Ну да, только вот все закончится на следующей неделе, когда я дам ему интервью. — Кевин потянул носом, вылезая из машины. — Настоящий праздник для желудка, — объявил он.

— Что-что?

Он указал на запад: вдоль кромки футбольных полей тянулось двухэтажное кирпичное здание.

— Это кондитерская фабрика. В детстве я один сезон тренировался вместе с молодежкой «Виктории». Когда ветер дует в нужную сторону, чувствуешь, какое печенье они там пекут. Мне всегда казалось, что это изощренная пытка для подростков, которые стараются сохранить форму.

— И что было дальше? — поинтересовалась Крис, огибая вслед за ним торец павильона-раздевалки.

Поскольку Кевин шел впереди, она не увидела на его лице сожаления.

— Я оказался недостаточно хорош, — ответил он. — Много званых, да мало избранных.

— Наверное, было обидно.

Кевин фыркнул:

— Тогда-то я думал, что это просто конец света.

— А теперь?

— Теперь думаю, что там я уж точно получал бы больше. И у меня было бы целое стадо «феррари».

— Что верно, то верно, — согласилась Крис, нагоняя его; он остановился, глядя на травяное поле, где пара дюжин молодых людей обводила мячи вокруг расставленных конусов. — Но большинство футболистов к нашему с тобой возрасту уже отправляются на помойку. И что им остается? Ну да, кто-то пробивается в тренеры, но таких единицы. Остальные в конце концов оказываются за стойкой в каком-нибудь заплеванном баре, болтают о днях своей былой славы, поносят бывшую жену, которая выставила из дома.

Кевин ухмыльнулся:

— Думаешь, это было бы хуже?

— Конечно. Сам знаешь.

Обходя здание кругом, они увидели, как к ним направляется человек в шортах и фуфайке «Брэдфилд Виктории». Похоже, ему было лет сорок пять, но он пребывал в настолько хорошей форме, что возраст не удавалось определить точно. Если бы его темные волосы по-прежнему сохранили прическу «маллет»[9], его бы сразу узнали и болельщики, и даже те, кто совершенно равнодушен к футболу. Но теперь у него была короткая стрижка, и Кевин лишь спустя несколько мгновений сообразил, что перед ним один из кумиров его юности.

— Вы Терри Малькольм, — выпалил он, чувствуя, что ему снова двенадцать и он снова зачарован мастерской игрой этого полузащитника «Брэдфилда» и сборной Англии.

Терри Малькольм с улыбкой повернулся к Крис:

— Если меня когда-нибудь сразит Альцгеймер, ничего страшного, свое имя я уж точно не забуду. Поразительно, как часто людям нужно обязательно сообщить мне, кто я такой. Видимо, вы сержант Девайн. Имейте в виду, я только предполагаю. Надеюсь, я угадал, потому что ваш спутник не в моем вкусе и я не могу представить, как я буду называть его «Девайн» — «божественный».

По выражению его лица было видно: он привык, что его считают обаятельным весельчаком. Кевин, успевший разочароваться в своем былом герое, порадовался, что на Крис Девайн чары весельчака, судя по всему, не подействовали.

— Мистер Фланаган сказал вам, почему мы здесь? — спросил Кевин.

В голосе его сквозило недоверие: как человек, работающий в «Виктории», может держаться настолько легкомысленно, в то время как их ключевой игрок лежит при смерти?