Две недели до Радоницы - Артемий Алябьев

еще более громадным. Густая длинная шерсть была ослепительного белого цвета. Пес внимательно глядел на меня большими впалыми глазами, словно ожидая каких-то слов.

– Значит, ты тут господар, – я ему шутливо.

– Ага.

– И долго я здесь?

Он призадумался. Выпуклый лоб слегка наморщился.

– Вчера по полудню нашел тебя в Котлине. Ты спал целые сутки.

– Тогда мне нужно идти. До Ванды.

– Так иди. Могу угостить на дорогу. Осцепек будешь?

Есть, конечно, хотелось.

– Буду. Так это ты Лалу? Видел рисунок в хижине.

Из-за спины белого зверя вышел паренек лет десяти-двенадцати на вид. Он опирался на крепкую сучковатую палку высотой па макушку, а на шее у него висел армейский бинокль.

– У нас тут бывают славные гости, – сказал он, и на усыпанном веснушками лице появилась улыбка, – Да, Лалу – это я. Снежку ты уже знаешь.

Собака в ответ прошлась языком по лицу мальчика и завиляла хвостом. Лалу поманил меня за собой. Мы обошли хижину вокруг и оказались у массивной подвальной двери. Я засомневался, будут ли у паренька силы ее открыть. Лалу вцепился в ручку обеими руками и без видимых усилий отодвинул каменную глыбу. Хм, если уж он меня смог вытащить из Котлины, то это пустяки.

Мальчик включил фонарик. Подвал напоминал вырубленную в скале пещеру. Косой узкий проход исчезал в темноте. У стен стояли собранные вручную грубые деревянные стеллажи. На полках виднелось горное снаряжение: стропы и веревки для скалолазания, скальные крюки, парочка сигнальных ракет. Внизу грудой были сложены армейские рюкзаки и ботинки. Рюкзаки были огромными, и в голове невольно нарисовалась картина летящего на них верхом с горы «Ленина». А что, вполне возможно.

Лалу стянул покрывало с одного из стеллажей в дальнем углу, где в ряд расположились обернутые в бумагу сыры в форме небольших бочонков. Скоро мы уже сидели внутри хижины и уплетали лакомство из овечьего молока. Мне еще трудно было поверить, что здесь заправляет подросток, и я сказал:

– Значит, ты и баца, и ратовник. Как тебе разрешили работать в парке?

– Не спрашивал никого, – ответил он, пожав плечами, – Нашел здесь хижину. Пустая была, заброшена. Привел в порядок, обжился.

– Просто так?

– Просто так, – кивнул он, – Весной пасу коз и овец от господаров, а они мне сыр. И так тут себе живем.

– Здесь нет электричества, – заметил я, – Зимой, наверно, холодно.

– А зимой мы живем не тут. Спускаемся в долину, нанимаемся к господарам. Помогаем за жилье и еду. Правда, сейчас такого меньше. И выпаса стало меньше.

– Люди не хотят с собакой пускать ?

– Снежка безобидная, – с этими словами он ласково погладил пса по меховому воротнику. Собака ткнулась ему в ладонь мокрым носом. – Хозяйства в долине пропадают.

– Почему пропадают?

– Не знаю. Знаю, что пропадают.

Лалу поднялся и выглянул в окно.

– Скоро закат, – сказал он, – Если хочешь быть на Ванде сегодня, нужно скоро выходить.

Тогда я поблагодарил парня за гостеприимство и отправился в дорогу. Далеко не ушел, правда. Уже на спуске к долине ноги ослабли, а грудь и спину пронзила боль. Двигаться было невозможно. Я присел на камень и увидел позади Лалу. Он следовал за мной от хижины.

– Ты еще слабый. В горы не поднимешься сегодня, – сказал он, приблизившись.

– Но мне нужно встретить тетю. Я могу не успеть.

– Пани Каролину?

– Ты ее знаешь?!

– Я был с утра на горе. Видел ее. Сказала, что будет завтра спускаться.

Вот как. Это были неожиданно приятные новости. Впрочем, я все равно терял двое суток из отпущенных двух недель.

– Как ты хотел на гору? – спросил Лалу.

Это был хороший вопрос.

– Я бы вернулся в Котлину, белым шляхом на гребень, а оттуда желтым прямиком до Ванды.

– Ты не пройдешь на белый. Лавина загородила проход, там чистить надо.

– Я у тебя веревки видел…

Лалу не оценил шутку. Зато предложил альтернативу. Когда мы вернулись в его хижину, он показал на карту.

– Каждое утро я обхожу шляхи, – пояснил он, – Давай завтра пойдем от моего схрониска красным шляхом до Триглава. Подъем равномерный, много сил не потратишь. А оттуда переход на Ванду.

Говорил он уверенно и быстро – сразу видно, что знал горы, как свои пять пальцев. Я доверился ему, кивнул, и на том уговорились. Я остался еще на одну ночь в гостеприимной хижине. С наступлением сумерек Лалу запалил печь и сделал для меня еще немного отвара. Пить это все так же было невозможно, но я силой вливал в себя кружку за кружкой. Паренек вместе с собакой вышли на крыльцо. Вскоре я заслышал его песнь:

– Эх, долина моя, долинушка,

Ты долина моя широкая!

Я тебе пою, добра матушка,

Я тебе пою, волоокая.

Мне-то ночесь, доброму молодцу,

Спалось-то, спалось, много виделось,

Нехорош-то мне сон привиделся:

Привиделась мне та крута гора.

Будто я хожу по крутой горе,

Будто я гляжу на свою сторону.

«Сторона ль ты моя, сторонушка,

Незнакомая, незнакомая!

Я не сам-то я на тебя зашел,

Занесли меня ветры буйные,

Ветры буйные да холодные».

Эх, долина моя, долинушка,

Ты долина моя широкая,

Приняла меня, добра матушка,

Приняла меня, унесенного.

На следующее утро я чувствовал себя гораздо лучше, и, как только солнце показалось из-за гор, мы отправились в путь. Как и говорил Лалу, подъем оказался простым – без цепей и железных ступенек. Снежка брела вместе с нами. На обзорных местах она останавливалась и внимательно оглядывала горную панораму, втягивая носом воздух.

– Это она тебя в снегу нашла, – сказал Лалу, – Я бы сам не заметил. А Снежка почувствовала запах, выкопала, вытянула за ремень. Поток тебя внизу застал?

Я рассказал, как упал со скалы. Лалу присвистнул от удивления.

– Удача, что на снег упал. Если на камень – верная смерть.

– Не помню, чтобы там ходили лавины. Раньше вдоль Гребня росли деревья.

– Верно, – кивнул Лалу. – Но их вырубили.

– Почему?

– Поднимемся – покажу.

Наш путь лежал к Междупасу – долгому горному хребту, который широким перевалом соединял Триглав с Вандой. Высота его была чуть больше двух километров над уровнем моря, и оттуда вся Нагора оказывалась у тебя под ногами. Чем дольше мы шли, тем больше накренялась земля. Долина, оставшаяся позади, поменяла очертания, сжалась, но домик Лалу по-прежнему выделялся темным пятнышком на белоснежном фоне.

Наверху мальчик подвел меня к одной из обзорных точек и дал в руки бинокль. Я направил объектив в сторону вершины Гребня и навел резкость. В круглую перспективу попалась большая железная конструкция. Рядом с ней была пристроена широкая площадка, от которой вниз,